|
| К свежему номеру |
Между местью и забвением: концепция переходного правосудия для России
 Н.А. БОБРИНСКИЙ, С.М. ДМИТРИЕВСКИЙ Безнаказанность преступлений стала в России обыденностью. О ней регулярно сообщают средства массовой информации и правозащитные организации. Сотни таких случаев были рассмотрены в международных механизмах защиты прав человека, прежде всего в Европейском Суде по правам человека. Эту проблему признают и представители властей. 1. Постановка проблемы
Преступление может оставаться без надлежащего правового реагирования по причинам, которые государство предотвратить не в состоянии. Даже самая эффективная правоохранительная система не может раскрыть все преступления, привлечь всех виновных к ответственности и добиться полного возмещения причинённого вреда, равно как и создать абсолютно эффективные гарантии против рецидива.
Однако многие провалы правоохранительных органов вызваны не объективно существующими препятствиями или ошибками, а неисполнением ими своих законных обязанностей либо дефектами самих законов. В тех случаях, когда правительство не желает пресекать и расследовать преступления либо целенаправленно укрывает их, возникает состояние санкционированной властью (системной) безнаказанности.
Так как государство в отношении таких «дозволенных» им преступлений свою правоохранительную функцию не исполняет, их последствия остаются неисправленными и с течением времени накапливаются. Нарушители не несут ответственности, вольны продолжать свою опасную для общества деятельность и свободно пользоваться её плодами. Потерпевшие, в свою очередь, страдают от невозможности узнать правду о преступлениях и получить возмещение ущерба, вынуждены жить в страхе перед повторными посягательствами, от которых их никто не защищает. Санкционированная властями безнаказанность развращает потакающий ей государственный аппарат, подтачивает политическую и правовую системы общества, лишает граждан веры в силу права.
Политическое основание системной безнаказанности заключается в том, что именно правительство попустительствует ей или же целенаправленно укрывает преступления. Надлежащее правовое реагирование на такие преступления станет возможным не ранее того момента, когда у правительства появится достаточная воля к прекращению безнаказанности и преодолению её последствий.
Однако даже при наличии необходимой политической воли отложенное во времени реагирование на преступления может оказаться не под силу правоохранительной системе по причинам, о которых с высокой степенью уверенности можно говорить заранее.
Первостепенной проблемой станет количество и сложность событий, нуждающихся в расследовании и правовой оценке. Очевидно, что одновременное начало работы по десяткам тысяч эпизодов приведёт к резкому росту нагрузки на правоохранительные органы и создаст угрозу их паралича.
Фактически дозволенное противоправное поведение вошло в обыкновение и в самих правоохранительных органах и судах, стало частью своеобразной профессиональной культуры немалого числа их сотрудников. Невозможно отдать расследование и правовую оценку системной преступности в руки людей, которые подобным образом запятнали себя и сами должны ответить за свои прошлые предосудительные поступки.
Из-за того, что за номинально запрещённые, но фактически допускаемые властью действия никого (или почти никого) не наказывают, многие граждане зачастую вообще не считают их незаконными. В особенности это касается тех посягательств, которые причиняют вред не конкретным людям, а целым социальным группам или обществу в целом (например, коррупция). Если массового запроса на правосудие не будет, у правительства, даже если оно решит покончить с безнаказанностью на будущее, не окажется стимула заниматься последствиями прежних злодеяний.
Препятствием для правового реагирования на дозволенные властью правонарушения могут стать и нормы закона. Не все противоправные и опасные для общества деяния, даже наносящие значительный вред гражданам, считаются преступными. Сроки давности уголовного преследования многих преступлений, оставшихся без надлежащего правового реагирования, уже истекли или истекут в скором будущем.
Немаловажно и то, что преступления прошлого по мере их отдаления во времени, как правило, становится всё труднее расследовать и тем более доказывать вину подозреваемых в их совершении.
Необходимо учитывать и другие обстоятельства, связанные с общим контекстом преодоления безнаказанности. Политическая трансформация, хотя и может послужить восстановлению правосудия, нередко связывает его специфическими привходящими задачами и ограничениями. Можно надеяться, что первоочередной такой задачей станет воссоздание государственных институтов на началах верховенства права. Сама по себе она, разумеется, не противоречит политике преодоления безнаказанности, однако заставит правительство распределять усилия и ресурсы между преодолением прошлого и реформой учреждений на будущее, зачастую не в пользу первого.
Новое правительство, образованное после смены режима, нередко ожидает от правосудия помощи в укреплении собственной легитимности и дискредитации своих предшественников. Подразумевается, что раскрытие правды о совершённых прежней властью злодеяниях опорочит её представителей в глазах граждан. Разумеется, подобный политический расчёт оказывает отрицательное влияние на объективность правосудия и его авторитет.
Не менее опасным политическим препятствием на пути к правосудию может стать стремление властей (само по себе вполне обоснованное) к национальному примирению. Включение в правомерный демократический процесс общественных групп, на которые опирался прежний режим, может быть не только залогом успеха новых властей, но и условием их политического выживания. Неизбежно возникнет искушение выстроить национальное примирение на забвении тёмных страниц прошлого.
Новому правительству, наряду с лояльностью граждан и элит, вероятно, понадобятся деньги и инвестиции в экономику. Их источником могут стать выведенные за границу капиталы коррупционного происхождения. В этих условиях, как правило, появляется идея амнистии как стимула для возвращения таких капиталов в страну.
Эффективному преодолению системной безнаказанности могут помешать и не связанные с политикой ограничения: недостаток денег и отсутствие достаточного количества подготовленных кадров для смены тех, кто был уличён в противоправном поведении или не обладает профессиональной подготовкой, необходимой для работы в условиях правового государства.
Эти особенности санкционированных властью правонарушений, а также специфические задачи и ограничения, влияющие на систему правосудия в условиях политической трансформации, порождают необходимость ввести особые правовые механизмы для исправления последствий таких правонарушений. Такие правовые механизмы в современной международной практике и науке принято называть правосудием переходного периода или переходным правосудием (англ.: transitional justice).
Переходное правосудие призвано обеспечить действенное и правомерное реагирование на прежде безнаказанные грубые нарушения прав человека и иные серьёзные нарушения законности, дозволенные властью, а также раскрытие обстоятельств таких нарушений, привлечение к ответственности виновных и применение к ним законного и справедливого наказания, возмещение вреда, причинённого потерпевшим, и создание гарантий неповторения противоправных посягательств.
2. Цель доклада
Вряд ли кто-то возьмётся с уверенностью предсказывать сроки и характер политических перемен в России. Очевидно, что переходное правосудие будет востребовано лишь при определённых сценариях смены политического режима, a именно, тех, которые предполагают построение демократического правового государства в будущем и правовую оценку преступлений прошлого. Вне двух этих целей переходное правосудие невозможно, а если отдельные его элементы и будут использованы новой властью, то, скорее всего, лишь для расправы над оппонентами или в иных сугубо политических целях.
В надежде на возвращение России на путь строительства демократического и правового государства следует планировать переходное правосудие заблаговременно. В противном случае велик риск, что, когда оно потребуется, будут приняты непродуманные, случайные решения, а последствия многолетней безнаказанности надолго останутся непреодолёнными. По этой причине авторы этого доклада предприняли попытку подготовить и предложить для обсуждения модель будущего переходного правосудия в России.
Доклад включает краткое описание теории, зарубежной и международной практики переходного правосудия, его правовых и методических основ (параграфы 3-4 введения), обоснование выбора объектов переходного правосудия в России (глава 1) и их характеристику (главы 2-6). Главная содержательная часть доклада – это концепция законодательства о переходном правосудии (глава 8) и его институциональной схемы (глава 9).
Предложенная концепция переходного правосудия исходит из «идеальной модели», в которой государственная власть переходного периода не связана никакими обязательствами перед предыдущим правительством, а также обладает необходимой политической волей, фактической возможностью и достаточным временем для осуществления любых мер, которые она сочтёт необходимыми. Единственным ограничением таких мер является соблюдение прав человека и принципа верховенства права.
Разумеется, политическая реальность потребует от такой «идеальной модели» различных уступок и компромиссов, что сделает одни предложенные нами меры неприемлемыми, а в другие заставит внести поправки, возможно, и весьма существенные. Тем не менее, на нынешнем этапе подготовка именно «идеальной», а не «реалистичной» модели представляется методологически верным решением: секвестировать и корректировать уже продуманные и разработанные планы всегда проще, чем пытаться предугадать будущий политический ландшафт или на ходу, в гуще событий изобретать новые. Последнее неизбежно потребуется в ситуации, если политическая обстановка окажется благоприятнее, чем в любом из возможных «реалистических сценариев» (их может быть бесконечно много). Таким образом, «идеальная модель» всегда будет обладать большим «запасом гибкости», чем любая из «реалистических».
Доклад обращён к трём группам читателей – к юристам, к людям любых занятий, которые разделяют ценности демократии и правового государства и поддерживают их утверждение в нашей стране, и к потерпевшим от безнаказанных преступлений и нарушений прав человека. Читателям мы предлагаем, во-первых, ту точку зрения на события окружающей действительности, согласно которой нарушение права остаётся таковым, даже если оно исходит от властей или оставлено ими без законных последствий. Во-вторых, мы хотели бы показать, что те юридические препятствия, которые, согласно общепринятому правопониманию, мешают восстановить справедливость и возместить причинённый вред, на самом деле далеко не всегда оказываются непреодолимыми. В-третьих, нам представляется важным доказать, что, с другой стороны, их преодоление не тождественно внеправовой революционной целесообразности, а может оставаться в рамках общепризнанных принципов права.
3. Общие сведения о переходном правосудии
Концепция переходного правосудия выросла из поисков оптимального сочетания двух задач, которые часто (хотя и не всегда) ставят перед собой власти стран, прошедших через период репрессивного авторитарного правления, – правосудия и демократизации. Как одновременно восстановить справедливость и сохранить мир, преодолеть последствия массового насилия и помочь демократическому строительству? Переходное правосудие стало ответом на наметившуюся во многих поставторитарных странах тенденцию к забвению прошлого ради национального примирения и экономии ресурсов.
В докладе Генерального секретаря ООН «Господство права и правосудие переходного периода в конфликтных и постконфликтных обществах» оно определено как «комплекс процессов и механизмов, связанных с попытками общества преодолеть тяжкое наследие крупномасштабных нарушений законности в прошлом с целью обеспечить подотчетность, справедливость и примирение». Согласно часто используемому определению американского юриста Рути Тейтель, под переходным правосудием следует понимать «концепцию правосудия, связанного с периодами политических изменений, отличительной чертой которого является правовое реагирование на правонарушения предшествующих репрессивных режимов». В другой своей работе она говорит о том, что современное переходное правосудие «предназначено для реагирования на систематические репрессии, санкционированные законом». Пабло де Грейфф, специальный докладчик ООН по вопросу о содействии установлению истины, правосудию, возмещению ущерба и гарантиям недопущения нарушений (в 2012–2018 годах), в связи с определением переходного правосудия замечает: «К настоящему времени общепризнанно, что это понятие относится к комплексу мер, применяемых в различных странах при реагировании на последствия массовых нарушений прав человека».
Переходное правосудие предназначается, в первую очередь, для правового реагирования на оставшиеся по политическим причинам безнаказанными массовые нарушения прав человека и для возмещения вреда, причинённого потерпевшим от таких нарушений. При этом предлагается сосредоточить особое внимание на правах и нуждах жертв. Однако помимо основного назначения с переходным правосудием связывают и побочные задачи, относящиеся к политическому развитию и институциональному строительству, такие как восстановление верховенства права, демократизация и защита вновь созданного демократического строя, национальное примирение. Важной составляющей переходного правосудия может быть и возрождение общественной морали – самоочищение народа от тяжкого наследия массового насилия через осуждение лиц, несущих главную ответственность за него, а также, в целом, разрыв с репрессивным прошлым и развенчание его мифов и идеологии. В последние годы в некоторых странах пытаются использовать переходное правосудие для преодоления последствий коррупционных преступлений и экономического угнетения (см. далее параграф 1 главы 1).
Согласно широко распространённому представлению, используемому, в частности, ООН, переходное правосудие включает следующие основные механизмы (институты): уголовное преследование, установление фактов, репарации и гарантии неповторения нарушений (среди них обычно выделяют люстрацию). Этот набор на практике редко используется полностью. Как правило, государства обращаются к одному или нескольким механизмам.
Несмотря на то, что отсылка к переходному периоду подразумевает ограниченные сроки применения переходного правосудия, многие его механизмы сохраняются и после становления устойчивого демократического государства.
Современные исследователи переходного правосудия находят его примеры ещё в античной истории. Однако как комплекс правовых мер, объединённых общими целями и подкреплённых теоретической базой, оно сложилось лишь на рубеже 80–90-х годов ХХ века. Падение военных режимов в Латинской Америке и последующие усилия по восстановлению гражданского мира и демократии обнажили проблемы правового реагирования на совершённые прежними режимами преступления, далеко выходящие за пределы обычного уголовного правосудия. Эти проблемы привлекли внимание активистов международных правозащитных организаций и исследователей прав человека. Они начали искать оптимальное сочетание правосудия и интересов, связанных с построением легитимного демократического строя. В этой связи вошёл в употребление термин «transitional justice».
Демонтаж социалистической системы в Восточной Европе и СССР, урегулирование вооружённых конфликтов на Балканах и в ряде африканских стран, ликвидация апартеида в ЮАР придали переходному правосудию универсальное значение в деле преодоления последствий грубых нарушений прав человека в ходе демократизации. В 90-е годы ХХ века активно развиваются такие его институты, как комиссии по установлению истины, люстрация, реституция права собственности; для уголовного преследования на основании международного права создаются специальные органы — Международные трибуналы по бывшей Югославии и по Руанде, смешанные (гибридные) уголовные суды, Международный уголовный суд; Комиссия ООН по правам человека впервые сформулировала принципы борьбы с безнаказанности нарушителей прав человека. Яркие (хотя и не бесспорные) примеры правосудия переходного периода в первом десятилетии XXI века: урегулирование последствий индонезийской оккупации в Восточном Тиморе, политика дебаасификации в Ираке, процесс над Красными кхмерами в Камбодже, осуждение за грубые нарушения прав человека глав государств – бывшего президента Либерии Чарльза Тейлора и бывшего президента Перу Альберто Фухимори.
В настоящее время различные механизмы переходного правосудия действуют в нескольких десятках стран мира. Из сравнительно недавно запущенных комплексных программ в этой области следует упомянуть Комиссию правды и достоинства в Тунисе, законы о декоммунизации и очищении власти на Украине, Соглашение между правительством и революционными вооружёнными силами Колумбии (ФАРК) о жертвах вооружённого конфликта в этой стране.
В России до сих пор ограничивались по преимуществу лишь символическими мерами преодоления тяжкого наследия советского государственного террора. Принятый в 1991 году закон «О реабилитации жертв политических репрессий», помимо собственно реабилитации и аннулирования нескольких статей советских уголовных кодексов, направленных на подавление инакомыслия и свободы совести, содержит положения о компенсациях, возврате конфискованного имущества, привлечении к уголовной ответственности лиц, участвовавших в расследовании и рассмотрении дел о политических репрессиях, о восстановлении репрессированных в российском гражданстве. Однако на практике эти нормы применяются очень ограниченно. Такие получившие широкое распространение в посткоммунистической Европе механизмы переходного правосудия, как люстрация, открытие доступа к архивам политической полиции и реституция права собственности на национализированное имущество, России практически не знакомы (подробнее об этом – в главе 6).
Некоторые элементы переходного правосудия были использованы в России не в связи с посткоммунистической трансформацией, а в ситуациях внутренних вооружённых и политических конфликтов. Это «политическая амнистия» 1994 года (для членов ГКЧП и защитников Верховного Совета России) и амнистии для участников вооружённых конфликтов на Северном Кавказе.
Переходное правосудие противоположно двум крайностям, часто проявляющим себя при трансформации общества от репрессивного авторитаризма к демократии, – мести и забвению. Первая крайность возникает, когда жертвы, долгое время лишённые справедливости (или те, кто выступает от их имени), берут правосудие в свои руки и сами учиняют расправу над своими мучителями. Классические примеры – операция «Немезида», проведённая партией «Дашнакцутюн» против организаторов и исполнителей геноцида армян, уличные казни сотрудников госбезопасности во время Венгерского восстания 1956 года и расстрел четы Чаушеску. При второй крайности виновные в совершении преступлений остаются безнаказанными, а выжившим жертвам предлагается всё забыть. В таких случаях неисправленная безнаказанность вдохновляет новых палачей, общество же не получает необходимой прививки от диктатуры, склонной поэтому возрождаться в новых формах. Примеры – постсоветская Россия, Азербайджан и бывшие советские республики Центральной Азии. Переходное правосудие предлагает срединный, «царский путь»: оно призвано обеспечить национальное примирение на основе справедливости, развивает иммунитет к беззаконию и защищает будущее от рецидивов прошлого. В этом смысле можно сказать, что переходное правосудие одинаково противостоит и насилию, и бессилию.
В каждой конкретной ситуации реализация мер переходного правосудия обусловлена положением вещей, которое обычно называют конфликтом позитивных ценностей. Выбор тех или иных подходов и инструментов в конечном счёте зависит от того, как общество и власти разрешают этот конфликт и какими приоритетами при этом руководствуются.
Как в доктрине, так и в практике функционирования устойчивого правового государства такие блага, как демократия, мир и справедливость, расцениваются как непротиворечивые, более того – взаимосвязанные и дополняющие друг друга ценности. Однако в постконфликтной и поставторитарной действительности они могут конкурировать между собой или, по меньшей мере, восприниматься в качестве таковых. Так, в ряде случаев полный или частичный отказ от уголовного преследования нарушителей прав человека становится частью договора (формального или неформального) между уходящим авторитарным и новым демократическим правительствами: о таких «сделках» можно сказать, что демократия и мир покупаются ценой справедливости. Однако в ситуациях, когда несправедливость носит вопиющий характер и затрагивает значительное число жертв, такая «сделка» может быть расторгнута потерпевшей стороной в одностороннем порядке – либо в форме самосуда и мести (иногда достигающей масштабов организованного террора против реальных или предполагаемых нарушителей), либо в форме возникновения (возобновления) вооружённого конфликта. В менее острых случаях несправедливость в течение долгих лет «отравляет» общество, затрудняя или вообще делая невозможным построение правового государства. В ряде стран лояльность жертв «приобретается» в обмен на раскрытие правды о злодеяниях или / и люстрацию. В более вдохновляющих примерах (среди которых развитие ситуации в Аргентине) многолетняя ненасильственная борьба жертв постепенно приводит к отмене амнистии и судебному преследованию значительного числа нарушителей, включая бывших глав репрессивного режима и тайной полиции. В политических условиях, характеризующихся большей стабильностью, при наличии соответствующих ресурсов и сильного гражданского общества (как, например, в Германии после её объединения), найти баланс между правом жертв на справедливость и потребностью общества в стабильном демократическом развитии удавалось гораздо легче и быстрее.
Вопрос об эффективности переходного правосудия остаётся предметом общественных и научных споров. Если принимать во внимание только непосредственные задачи его механизмов (привлечение к уголовной ответственности, установление фактов и возмещение вреда, причинённого потерпевшим), примерами их результативного применения могут служить, в частности, Аргентина, Чили, Германия, Чехия, государства Балтии. Многие поставторитарные и постконфликтные страны, практиковавшие переходное правосудие, достигли значительных успехов в деле демократизации и построения правового государства, однако сложно с точностью определить степень его влияния на эти достижения общественного развития.
Несмотря на широкое распространение и поддержку со стороны авторитетных международных структур, концепция «transitional justice» не является общепризнанной. Её критикуют, прежде всего, за необоснованное, конъюнктурное или просто случайное смешение правовых и политических задач – правосудия и демократизации, – а также за насаждение претендующих на универсальность теоретических разработок без внимания к реальным потребностям обществ, переживших вооружённые конфликты или государственные репрессии.
Тем не менее, в отличие от самой концепции «transitional justice», лежащая в её основе безнаказанность преступлений, санкционированная властью, безусловно признаётся проблемой, требующей решения. Поэтому в докладе мы попытались уйти от механического перенесения идей «transitional justice» на российскую почву и предложить средства для борьбы с системной безнаказанностью в России с опорой на отечественный и иностранный опыт.
4. Правовые и методические основы концепции
Фактические данные о правонарушениях и реакции на них властей в этой работе были получены из следующих источников:
- сообщения и расследования средств массовой информации
- решения иностранных и международных судов, прежде всего Европейского Суда по правам человека
- документы Департамента исполнения постановлений ЕСПЧ
- документы несудебных международных механизмов защиты прав человека, в частности Комитета ООН против пыток
- доклады и другие публикации правозащитных органов, неправительственных организаций и объединений: российских – Совет при Президенте РФ по развитию гражданского общества и правам человека, движение «Голос», Комитет против пыток (Нижний Новгород), Правозащитный центр «Мемориал», медиа-проект «ОВД-инфо», информационно-аналитический центр «Сова», правозащитная группа «Агора»; иностранных и международных –Human Rights Watch, Amnesty International, International Partnership for Human Rights, Украинский Хельсинский союз за права человека
- научные монографии, статьи и доклады, среди которых следует выделить следующие работы: «Международный трибунал для Чечни: правовые перспективы привлечения к индивидуальной уголовной ответственности лиц, подозреваемых в совершении военных преступлений и преступлений против человечности в ходе вооруженного конфликта в Чеченской Республике» (2009) и «Общественное расследование пыток и других нарушений фундаментальных прав человека» под редакцией С. М. Дмитриевского (2015), а также исследования Института проблем правоприменения при Европейском Университете в Санкт-Петербурге, в частности «Криминальная статистика: механизмы формирования, причины искажения, пути реформирования» (2015).
Основным источником правовых оценок событий, о которых говорится в этой работе, служит законодательство, действовавшее на территории России в момент их наступления. По общему правилу нельзя придавать обратную силу закону, устанавливающему или отягчающему ответственность (статья 54 Конституции России). По этой причине, в частности, безнаказанные преступления советской эпохи оцениваются по советским законам, из-за отсутствия в России в это время другого внутреннего позитивного права. Применительно к периоду революции 1917 года и последующей гражданской войны используется также дореволюционное российское законодательство.
В некоторых случаях сам закон, по нашему мнению, становится средством политического преследования и как таковой утрачивает правовой характер (см., в частности, примеры в параграфе 2.6 главы 2). Оценка таких законов как противоправных выводится из положений неизменяемых первой и второй глав Конституции России (основы конституционного строя и права и свободы человека и гражданина).
Помимо российской Конституции и законов, суждения о наличии в том или ином событии правонарушения основываются на нормах международного права в области прав человека и международного гуманитарного права. Среди использованных нами договорных источников первой из вышеупомянутых отраслей нужно назвать Международный пакт о гражданских и политических правах, Конвенцию ООН против пыток и других жестоких, бесчеловечных или унижающих достоинство видов обращения и наказания и Европейскую Конвенцию о защите прав человека и основных свобод, второй – Женевские конвенции 1949 года и дополнительные протоколы к ним. В тех случаях, когда нуждающееся в мерах переходного правосудия посягательство уже было предметом рассмотрения в международных судах, для правовой оценки используются их выводы по соответствующим делам.
Наряду с положениями международных договоров, в которых участвует Россия, источником норм для юридической квалификации описываемых событий служит и обычное международное право. Международный обычай – это «доказательство всеобщей практики, признанной в качестве правовой нормы». Речь идёт прежде всего об обычных нормах, устанавливающих ответственность за международные преступления (подробнее об этом – в параграфе 3 главы 7).
Наличие международного обычая как юридически обязательного правила выявляется посредством доказательства всеобщей практики его применения государствами и отношения к нему с их стороны как к норме права (opinio juris). Основными источниками современного обычного международного уголовного права, как правило, называют статуты и судебную практику международных уголовных трибуналов ad hoc (по бывшей Югославии и по Руанде) и Международного уголовного суда. Вопрос о том, может ли деяние признаваться уголовно наказуемым на основании обычного международного права, в практике Европейского Суда по правам человека был разрешён положительно. По этой причине квалификация преступлений по международному праву в этом докладе может иметь не только теоретическое, но и практическое значение.
Отдельно следует перечислить источники идей, из которых состоит предлагаемая вашему вниманию концепция переходного правосудия. Это международные договоры, документы международных межправительственных и неправительственных организаций, правовые позиции международных судов и Конституционного Суда России, иностранное законодательство, иностранная и российская научная литература, рекомендации российских правозащитных организаций, программные документы политических партий и общественных организаций.
Два основных источника содержательных предложений концепции – документ Комиссии ООН по правам человека «Обновлённый свод принципов защиты и поощрения прав человека путём борьбы с безнаказанностью», подготовленный докладчиком Дианой Орентлихер, и резолюция Генеральной Ассамблеи ООН 60/147 от 16 декабря 2005 года «Основные принципы и руководящие положения, касающиеся права на правовую защиту и возмещение ущерба для жертв грубых нарушений международных норм в области прав человека и серьёзных нарушений международного гуманитарного права». Система и понятийный аппарат концепции в значительной мере заимствованы из них. Наряду с этими источниками, в которых были обобщены лучшие международные практики переходного правосудия, мы использовали и другие документы ООН. В частности, доклад Генерального секретаря «Господство права и правосудие переходного периода в конфликтных и постконфликтных обществах» от 23 августа 2004 года, резолюцию Комиссии ООН по правам человека 2005/66 «Право на правду» от 20 апреля 2005 года, изданную Управлением Верховного комиссара ООН по правам человека серию методических руководств «Инструменты обеспечения верховенства права в постконфликтных государствах», директивную записку Генерального секретаря «Подходы ООН к переходному правосудию», рекомендации Комитета ООН против пыток в рамках рассмотрения периодических докладов России по соблюдению Конвенции против пыток и других жестоких, бесчеловечных или унижающих достоинство видов обращения и наказания.
Из рекомендательных документов Совета Европы прежде всего следует назвать Руководящие принципы Комитета Министров по пресечению безнаказанности в связи с грубыми нарушениями прав человека (2011), а помимо них – резолюции Парламентской ассамблеи Совета Европы 1096 «Меры по преодолению наследия тоталитарных коммунистических режимов» (1996), 1481 «О необходимости международного осуждения преступлений тоталитарных коммунистических режимов» (2006) и 1738 «Средства правовой зашиты в случаях нарушения прав человека в Северокавказском регионе» (2010), заключения Венецианской комиссии за демократию через право, в частности, о люстрационных законах.
Из практики Европейского Суда по правам человека хотелось бы выделить постановления по делам Аслаханова и другие против России (2012) и Абакарова против России (2015), а также постановление Большой палаты по делу Маргуш против Хорватии (2014), недавнее постановление по делу Полях и другие против Украины (2019), а также решения по вопросу о приемлемости жалоб Колка, Кислого и Пенарта против Эстонии.
Среди документов других международных организаций следует отметить доклад Международного комитета Красного Креста «Оказание помощи семьям пропавших без вести» (2009), а также определение «большой коррупции» (англ.: grand corruption), предложенное «Транспэренси Интернэшнл».
Из рекомендательных документов российских правозащитных и научных организаций мы использовали проект общенациональной государственно-общественной программы «Об увековечении памяти жертв политических репрессий и о национальном примирении», подготовленный в 2011 году в Совете по развитию гражданского общества и правам человека при Президенте РФ, концепцию комплексной организационно-управленческой реформы правоохранительных органов РФ, разработанную в 2013 году Институтом проблем правоприменения при Европейском университете в Санкт-Петербурге, Альтернативный доклад общественной организации «Комитет против пыток» по соблюдению Российской Федерацией Конвенции против пыток и других жестоких, бесчеловечных или унижающих достоинство видов обращения и наказания (2012-2018).
В концепции немало ссылок на правовые позиции Конституционного Суда России. Предлагаемые в ней решения обоснованы оценками из трёх его постановлений – от 5 июля 2001 года № 11-П (о ретроактивном изменении постановления об амнистии), от 11 мая 2005 года № 5-П (о повороте к худшему при пересмотре судебных решений по уголовным делам) и от 10 декабря 2019 года № 39-П (о праве на возвращение жертв политических репрессий).
Важным источником заимствования для концепции послужили иностранные законы: Германии – о приостановлении течения сроков давности в отношении преступлений Социалистической единой партии Германии (1993), о реабилитации и возмещении вреда, причинённого жертвам противоречащих правовой государственности мер уголовного преследования (1992), об отмене противоречащих правовой государственности административных решений и связанных с ними дополнительных требований (1994), закон Южно-Африканской Республики о национальном единстве и примирении (1995), положения Уголовного кодекса (в редакции от 12 июля 1995 года) и Конституции Польши 1997 года о сроках давности уголовного преследования, закон Чехии об участниках антикоммунистической оппозиции и сопротивления (2011).
Из российской научной литературы хотелось бы выделить монографию Г.И. Богуша, Г.А. Есакова и В.Н. Русиновой «Международные преступления. Модель имплементации в российское уголовное законодательство» (2017). Некоторые из изложенных в настоящей работе идей ранее высказывались авторами в их публикациях.
https://trjustice.ilpp.ru/introduction.html (Материалы, размещенные на сайте Института trjustice.ilpp.ru распространяются некоммерческой организацией, включенной в реестр организаций, предусмотренный пунктом 10 статьи 13.1 Федерального закона «О некоммерческих организациях»)
Продолжение следует…
Весь номер на одной странице
|
29 августа в Тверском районном суде Москвы состоялось заседание по иску ИД «Энергия» к Генеральной прокуратуре и Роскомнадзору из-за блокировки сайта ИА «Свободные новости» (доменное имя fn-volga.ru). 
В России представили новый автомобиль для подавления массовых протестов. Техника от концерна «Калашников» включает в себя звуковое и световое оружие, системы пожаротушения, видеонаблюдения и другие. Спецавтомобиль получил название «Стена». Автомобили поступят на службу МВД и Росгвардии уже в этом году. 
Внесенная в реестр иноагентов журналистка и бывший депутат Ржевской городской думы Екатерина Дунцова, которая собиралась участвовать в президентских выборах 2024 года, сообщила РБК, что обжалует решение Министерства юстиции. 
Жительница Заводского района Саратова Виктория Горбуленко рассказала о нападении на нее стаи бездомных собак. Своей историей она поделилась в группе «Заводской онлайн» соцсети ВК. 
Роскомнадзор (РКН) заблокировал доступ к сайту медиапроекта «Гласная». Об этом 9 июля, само издание сообщило в Telegram. «Мы не знаем, на основании чего Роскомнадзор ограничил доступ к сайту. Редакция не получала официальных писем от госорганов, и нам не удалось найти документ РКН, который объяснял бы причины блокировки сайта», - говорится в публикации. 
Роскомнадзор по требованию Генеральной прокуратуры заблокировал Дзен-аккаунт бывшего депутата Саратовской областной думы от КПРФ Николая Бондаренко. Об этом сам коммунист 29 июня сообщил в своем Telegram-канале. 
Основная часть россиян зарабатывает 2,4 млн рублей в год, заявил президент РФ Владимир Путин 18 июня в Якутске. Перед вылетом в КНДР глава государства встретился со специалистами, которые выбрали работу на Дальнем Востоке, и во время общения с ними затронул тему повышения подоходного налога. 
«С этого документа начался отсчет нашей новой истории. Истории демократического государства, основанного на гражданских свободах и верховенстве закона. А его главный смысл – это успех, достаток и благополучие граждан» (В.В. Путин, из выступления по случаю Дня принятия Декларации о государственном суверенитете России, 2001 год). 
