|
| К свежему номеру |
О нонконформизме с осторожностью
Александр ДАВИДЕНКО Выставка художника из «круга Гущина» – Михаила Аржанова, приуроченная к 85-летию со дня его рождения и проходящая в «Доме Павла Кузнецова», интересна
по многим причинам. Это и достаточно большой объем акварелей и работ маслом, и высокое качество этих работ, и непубличность художника при жизни, и большой интерес в Саратове к его творчеству сегодня. Знакомство с выставкой утверждает во мнении, что М. Аржанову равно близки, а потому достойны внимания, как художнику, и выразительность цветовых созвучий, и возможность структурирования, разъятия и нового созидания материальных конструкций, и величественность покоя, и упоение динамикой, и камерность лирических переживаний, и нервная взвинченность в восприятии окружающего мира. Все это находит отражение в его работах; причем нередко в одних и тех же вещах присутствуют в качестве творческих ферментов одновременно разные составляющие. Имеет место умелое и творчески увлекательное использование нескольких исходных матриц: колористическое напряжение французского фовизма, напряжение пластических форм немецкого экспрессионизма, псевдо-кубистическое дробление плоскостей (скорее, в версии А. Лентулова), использование приемов растворения фигуративности, эксперименты с «брутализацией» фактуры. Обращение к эстетике модернизма начала ХХ века в разнообразных ее проявлениях устойчиво и является своеобразной внутренней эмиграцией, нонконформизмом, тихим несогласием с официальными художественными стандартами. Эксперименты и полученные результаты, говорящие о широком диапазоне художественных поисков, являются итогом использования и разработки перечисленных матриц, при акцентированном внимании к одной из них. Псевдокубистическая трансформация формы, с оживлением нейтрального цвета более энергичным, уже использовалась итальянскими футуристами даже в портрете («Динамизм головы мужчины. 1914 г.» У. Боччони). Аржановская стилистика близка им, но футуристическая составляющая смягчена, в то время как колористическая усилена и обострена в соответствии с принципами французских фовистов. Ряд работ: «С книгой. Н.И. Свищева», «Свищева Н.И. 1968 г.», «Портрет Свищевой» вызывают в памяти и Лентуловских лежащих женщин (псевдокубизация форм еще более сглажена и поддерживается в значительной степени слегка геометризированными пятнами цвета – «увядший» кубизм), и Фальковские портреты («Портрет Мидхада Рефатова. 1915 г.», «Автопортрет на фоне окна. 1916 г.» – хранится в Саратовском музее). Может показаться довольно неожиданным, но пластика, колорит и даже структура композиции работы «Каюковка. 1966–1968 гг.» выдает сильное влияние раннего Р. Фалька («Пейзаж с парусом 1912 г.» – хранится в Саратовском музее).
«Темный» этап творчества М. Аржанова – напряженность изобразительно-живописного языка, богатство его драматической выразительности при использовании очень «суровой» палитры – отсылает нас к пластическим приемам, характерным для Ж. Руо, (например, «Голова клоуна» – в ГМИ им. Пушкина), а также, если погрузится в историю, – Ф. Гойи (его «черный» период) и Рембрандта.
Конечно, в «нашем» случае мы имеем дело с гораздо более декоративным вариантом этой выразительности: сочетание формальных приемов «ваяния» фактуры и формальной же выразительности цвета. Впрочем, возможно, влияние Ж. Руо не было прямым, возможно, посредником – «переводчиком с французского» – выступил Н. Гущин (известны его многочисленные автопортреты, транслирующие взгляд на мир через прищур недоверчивых и требовательных глаз). Как бы там ни было, но «Автопортрет с красным шарфом» получился значительным и глубоким. Здесь нелишне вспомнить высказывание Ж. Руо, говорившего о себе: «...я писал, открывая и днем и ночью веки чувственного мира, но закрывая их время от времени, чтобы лучше различить, как видение расцветает и начинает диктовать». Духовность собственного искусства была для него не просто дежурной фразой, заменяющей суть измышлением, она была глубоко укорененным принципом. Я бы не рискнул безоговорочно распространить эту позицию на М. Аржанова, – слишком много было у него увлечений формальными моментами живописи, но и ему часто бывало доступно внутреннее видение.
Пристальное внимание к фактуре, сгущение пластической речи до состояния «затрудненного» намека, превращение языка цвета в язык краски, малоподвижной массы, рождающей ощущение какой-то внутренней, если не угрозы, то настороженности, «взгляда исподлобья» следует (по-видимому) искать в синтетизме П. Гогена и его художественной трансформации сущего, а также в идеях «суггестивного искусства» О. Редона (правда, без излишней мистики). Здесь тоже, хотя и не столь последовательно, тем более не столь глубоко (скорее, поверхностно), заявляется желание увидеть в предмете нечто большее, нежели сам предмет, раскрыть не видимое, но знаемое и интуитивно ощущаемое.
Конструктивных возможностей чистого цвета «физической живописи» (так Ж. Брак называл фовизм за энергию цвета) было для М. Аржанова недостаточно, поэтому он не только моделирует им предметы и само пространство, нагружая его осязаемой материальностью, но и приглушает звучность красок, активируя драматические ноты, а также уделяет внимание характеру фактуры живописной поверхности, огрубляя ее (в этом он идет вслед за О. Фриезом, – смотри «Искушение. 1910 г.» из собрания Эрмитажа).
Интересен торжественными вспышками карнавальных огней в ночном небе «Декоративный черный пейзаж. 1964 г.». Он привлекает некоторой театрализацией пространства. Вполне возможно, толчком для этой работы стала живопись Н. Сапунова (например, «Ночной праздник» – в Саратовском музее). Экспрессия, выраженная, скорее, не характером мазка или неровностью фактуры, а общим «нервным» состоянием, проступающими потенциями цвета, замечательно реализована в «Ночном пейзаже с фигурой. 1960 г.». Казалось бы, беспорядочно разбросанные пятна краски приглушенных тонов, с «чернением», но обогащенные даже в тенях цветом, обретают созидающую функцию. Фантомы предметов невнятно, но настойчиво заявляют о себе, проявляясь причудливыми очертаниями. Колористическая драматургия завязана на контрасте единственного освещенного фонарем локального пятна и стремительно поглощающего свет ночного пространства.
В конце 60-х годов цвет становится у М. Аржанова более декоративным, драматические интонации приглушаются, форма, несмотря на деформацию, выглядит успокоенной, даже подчеркнутая неровность фактуры (иногда за счет островков фузы) прочитывается как элемент лирической, а не драматической выразительности. Таковы запоминающиеся «Ева. 1967 г.» и «Городской пейзаж. 1970 г.».
Палитра, которую использует М. Аржанов, разыгрывает свою собственную партию, создавая гармоничные и звучные сочетания, нагнетая интригу, повышая градус эмоционального напряжения. Но и в мажорно звучащих сочинениях пластический рисунок далек от умиротворения, что делает художника не безоговорочным сторонником фовизма, а лишь «сочувствующим» ему. Мазок не столько обтекает формы, выявляя их «видимое», сколько активизирует душевное волнение, раскрывает внутреннее содержание предметного, он становится энергичным, часто – нервным, добавляя в фовистское блюдо экспрессионистского перца.
Нередко непрерывный, протяжный мазок распадается на дробные, локальные, широкие, но короткие фрагменты, с закономерной «случайностью» синтезируемые в легко узнаваемые или интуитивно угадываемые формы (в этом случае фовистская цветность преодолевает кубистическую структурность). Настоящий праздник разнообразного цвета – сочного, местами обостренного, сходящегося то в гармоничных сочетаниях, то в ожесточенных дискуссиях, а также формы – преувеличенно материальной, осязаемой, жесткой, упругой, матовой, глянцевитой, сухой, жирной, – все это уместилось на небольшом, но выразительном картоне «Рыбы и лук. 1964 г.».
Весь номер на одной странице
|
Кто-то с трёх раз отгадает, что это за «мужик в пинджаке» запечатлён на этом снимке? Мало того, он запечатлён ещё и в бронзе, и стоит на Набережной Космонавтов, где космонавтами и не пахнет». 
26 марта 1989 года состоялись выборы народных депутатов Союза ССР, первые выборы высшего органа власти Советского Союза, на которых избирателям впервые предоставлялся выбор между несколькими кандидатами в депутаты. Впервые в Союзе ССР происходило публичное обсуждение различных предвыборных программ (в том числе и на теледебатах). 
Друзья, главный вопрос: как же так получилось? Почему Путин и олигархический режим в очередной раз победили в России. Кто-то скажет: нарушения, грязная политика. Безусловно, всё это важно и имеет место быть, но только лишь этим ограничиваться неправильно и не позволит нам увидеть ситуацию объективно. 
Движение «Голос» практически ежегодно фиксировало ухудшение ситуации с правами избирателей. К сожалению, именно президентские выборы все последние 24 года демонстрировали своего рода антистандарт проведения избирательных кампаний. Но никогда еще мы не видели президентской кампании, которая настолько не соответствовала бы конституционным стандартам. 
28 февраля, в Саратове у памятника Вавилову общественник Андрей Калашников провел одиночный пикет против введения цензуры в России. На пикете присутствовала корреспондент ИА «Свободные новости». 
18 января 2024 года в музее К.А. Федина прошел вечер памяти Алексея Слаповского (1957 – 2023). На вечере собрались друзья, коллеги, близкие люди, читатели и почитатели его таланта. 
Политик Екатерина Дунцова, которой ЦИК отказала в регистрации в качестве кандидата в президенты, представила в Саратове партию «Рассвет», созданием которой занимается её команда. 16 февраля на встречу с ней в деловом центре «Спутник» пришли порядка 60 человек. 
18 февраля в сквере на улице Грибова, одном из гайд-парков Саратова, состоялся митинг за перенос площадки строительства будущего Столыпинского индустриального парка. 
