|
| К свежему номеру |
Роскошь Общения Владимир Скляренко: «Итогов я не подвожу, я только начинаю что-то делать».
Светлана ТЕНЕТКО Об ансамбле старинной музыки «Трио-соната» написано довольно много. Пожалуй, на сегодняшний день это один из самых гастролирующих за пределами Саратова и области музыкальных коллективов филармонии. 5 марта у руководителя ансамбля, солирующего гобоя, а по совместительству менеджера и импресарио Владимира Скляренко, на Камерной сцене при большом стечении публики прошел очередной юбилейный день рождения.
Мы попросили Владимира Петровича вспомнить о том, какими были первые шаги в музыку.
Корр.: Владимир Петрович, в музыку приходят разными путями. Расскажите, когда Вы первый раз увидели гобой и почему решили выбрать для себя именно этот инструмент.
В. Скляренко: Это не сразу случилось. Когда я учился в школе в пятом классе, почему-то на счету у дирекции числился хулиганом. Это было странно для меня, я никогда не отличался тем, что когда-то бил стекла или дрался. Я в своей жизни драк помню максимум две, где я не нарочно поучаствовал – потому что просто пришлось отбиваться. Много в этот период играл в футбол. Мне иногда даже сниться, что я на футбольном поле. Кроме футбола еще неплохо играл в волейбол, хотя ростом и не вышел, но в распасовке был весьма неплох, даже какие-то разряды имел.
В начале сентября к нам в школу пришли педагоги класса кларнета и гобоя из местной музыкальной школы. Нас собрали в актовом зале, и каждый поиграл на своем инструменте. Рассказали, что в музыкальной школе нужно учиться пять лет, и предложили тем, кто хочет, записаться. Вот так, не зная, что меня ждет, и записался. Верю – это было не случайно, что мне устроили такую демонстрацию – это судьба. Потому что я жил буквально по соседству с этой музыкальной школой, мог бы, кажется, и сам попробовать поступить в нее. Но даже мысли такой не было. Играл в футбол, волейбол – все время было занято, но вот взвалил еще и музыку.
Я не был слишком прилежным учеником, поэтому даже представить не могу, откуда такая смелость взялась; наверное, стало просто интересно, захотелось чего-то еще попробовать. Вместе со мной записалось еще человек двадцать. Что подтолкнуло к этому? Видимо, обаяние этих педагогов. Из тех, кто записался в тот момент, окончили музыкальную школу всего двое – я и кларнетист – остальные постепенно ушли.
Кларнетист не пошел в училище, а я решил, что это интересно. Но подозреваю, что интересна, видимо, была не сама игра, а возможность сбежать из общеобразовательной школы. Это был восьмой класс, и мне очень хотелось закончить эту историю со школой. Я до сих пор просыпаюсь от того, что вижу себя сидящим за партой в классе. Учился я без особого блеска, но по предметам, которые были для меня интересны (литература, русский язык, география) у меня были пятерки, остальные дисциплины по убывающей – химия, физика и математика были в самом хвосте списка. Хотя четверки я свои в итоге получал.
Корр.: Из школы Вы довольно легко «перепрыгнули» в училище, а из училища также легко «перепрыгнули» в консерваторию?
В. Скляренко: Да, легко. В училище было интересно. Во-первых, была очень хорошая атмосфера (верю, что и сейчас педагоги поддерживают эту доброжелательность) – это уважительное отношение к учащимся. Колоссальная разница с общеобразовательной школой (где невероятная жесткая, палочная дисциплина), когда ты, наконец, почувствовал себя человеком, и к тебе даже стали обращаться на «Вы». Училище для меня стало шагом в какую-то другую атмосферу.
Моим первый педагогом в был Лазарь Ильич Губер – прекрасный воспитатель детских душ. При нем началось становление саратовской школы гобоистов. Он подготавливал музыкантов постепенно, начиная с музыкальной школы, затем училище и консерватория (преподавал во всех этих учебных заведениях). Я, правда, начинал у Олега Мироновича Ратинера – ученика Губера – того самого педагога, который пришел к нам в школу.
Я был очень горд, что учусь у Лазаря Ильича Губера. В училище я приходил очень рано, к семи часам утра, занимался на инструменте. Лазарь Ильич умел не заставлять делать, а прививал привычку у ученика работать. Он так обставлял уроки и задания, что хотелось это сделать. А когда результат появляется, то сразу хочется продолжать и чего-то еще добиться.
Корр.: Вы помните свой первый инструмент?
В. Скляренко: Сейчас инструменты можно найти хорошие, конечно, они очень дорого стоят - порядка семи-восьми тысяч долларов, но хотя бы есть возможность заказать и купить. Когда я начинал учиться, такой возможности не было. Гобои выпускал Ленинградский завод музыкальных инструментов. Ленинградский гобой – это легендарный гобой – непонятно из какого материала он был сделан, из какого-то пластика. Наши педагоги называли его «асфальтовый гобой». Чем замечателен любой инструмент – вибрацией. При вибрации стенок у духовых инструментов появляется тембр, который зависит от качества дерева. Этот тембр рождает, конечно, музыкант, но он должен быть заложен в инструменте. А что может быть заложено в пластиковой трубке? Тогда с таких инструментов, которые стоили недорого, начинали многие дети, и многие поэтому и побросали. Я пять лет проиграл на нем.
Корр.: После училища Вы решили продолжить обучение в консерватории. Что повлияло на выбор профессии музыканта?
В. Скляренко: Чаще всего первые профессиональные встречи многое сразу устанавливают, это как печать какая-то ставится внутри себя. Для меня было чем-то невероятно сказочным игра в оркестре. Когда на сцене собирается большая группа музыкантов – большой оркестр или камерный – и происходит какое-то действо, из которого рождается сказка. Во многом это связано с моими первыми ощущениями в театре. Мне, когда я еще учился в училище, предложили попробовать себя в оркестре нашего оперного театра в качестве второго гобоиста. Я не играл еще спектакль, а просто сидел в оркестровой яме, смотрел на сцену… И ощущение детства, что я попал в какую-то сказку: свет гаснет в зале, витает какой-то специфический дух – это волшебство и сказка. Я помню это чувство, что в этом невероятном волшебстве я могу участвовать.
Корр.: Владимир Петрович, но Вы все же не остались в оркестре оперного театра.
В. Скляренко: Да, сказка сказкой, но когда тебе рассказывают, что ты должен делать и в каком режиме работать, то я ужаснулся – потому что отпадало сразу все. Режим был настолько жестким, что времени свободного совсем не оставалось, а ведь я еще и учился. Да и не один я решал, мой педагог тоже говорил, что, возможно, скорее не надо, чем надо. Но ощущение, что быть профессиональным музыкантом это очень и очень интересно, появилось сразу и осталось до сих пор.
В то время мы часто после занятий в училище ходили на концерты в филармонию, нас туда пропускали по студенческим. Когда приезжали играть с нашим симфоническим оркестром мировые звезды, очень сложно было попасть туда, да и на рядовых концертах зал всегда был полон. Это было тоже каким-то волшебством, когда собираются люди в бело-черном, садятся со своими инструментами и вдруг чудо рождается…
Я хотел в этом участвовать, но попасть в оркестр было довольно сложно. Очень престижно играть в филармоническом оркестре, потому что это концертный оркестр. Здесь чистая музыка: ты на сцене и ты это делаешь, и ничто зрителя не отвлекает, в отличие от оркестра в оперном театре, где на сцене происходит действо и музыка все же не на первом месте.
И потом в филармонии почти каждую неделю менялась программа, и она могла повториться только через несколько лет.
Корр.: Как ваши родители отнеслись к тому, что их сын выбирает профессию музыканта?
В. Скляренко: Учась на четвертом курсе в училище, я решил поступать в консерваторию и сказал об этом родителям. Тогда мой папа задал мне вопрос: «Ты хочешь, чтобы музыка стала твоей профессией? Тогда скажи мне, какие там заработные платы, чтобы я дал тебе на это добро». Меня это удивило: как это мне скажут «нет», но, с другой стороны, разузнал, какие у музыкантов зарплаты – раз папа интересуется.
По тем временам, надо сказать, зарплаты были вполне достойные, прибавьте к этому приятную и интересную работу. Очень сложно найти работу, которая бы тебе невероятно нравилась и за которую бы еще и платили деньги. Это невероятная редкость. У музыкантов 70-х–80-х годов такое сочетание было вполне реальным.
Корр.: А что для Вас – быть музыкантом?
В. Скляренко: В первую очередь – это свобода. Это даже не деньги и не престиж. В этом есть какая-то не очень регулируемая система. Я уже много лет работаю только в ансамбле. До того как начал концертировать с «Трио-соната», я преподавал в консерватории и работал в симфоническом оркестре.
Корр.: А сейчас Вы не преподаете?
В. Скляренко: Давно уже. Я ушел из консерватории в тот момент, когда мы задержались на гастролях в 1994 году по Европе. Я в мае уехал и приехал в конце сентября и автоматически не вышел на работу. Сначала меня это немного беспокоило, а потом, честно говоря, мне так и не захотелось… И до сих пор не сожалею, что так случилось.
Преподавал в консерватории 13 лет, но я не считаю себя педагогом. Во-первых, это тоже талант. Будучи прекрасным музыкантом или футболистом, совершенно не значит, что ты сможешь научить другого так же виртуозно владеть инструментом или играть в футбол – это абсолютно разные вещи. Это, конечно, большой плюс, если ты не только можешь рассказать, но и показать. Хотя и это не самое главное, часто даже можно очень доходчиво рассказать, что ты хочешь услышать, – надо, чтобы ученик сам услышал, какой звук он хочет издать. Я не обнаружил у себя больших талантов педагога, ведь преподавать и играть – это не одно и то же. Конечно, неплохо учеников воспитывать, но это не значит, что все музыканты обязательно должны быть педагогами.
Корр.: Владимир Петрович, где Вы находите время для семьи и близких, имея довольно плотный концертный график в Саратове и регулярные летние зарубежные гастроли? Как Ваша семья относится к этому?
В. Скляренко: Все прекрасно все понимают и спокойно к этому относятся и думают так же, как и я. Удается совмещать. У меня есть только эта работа, причем, заметьте, одна – исполнительская деятельность.
Личная жизнь непосредственно вплетена в работу. Работа и личная жизнь – все соединилось. У меня дочь живет в Германии, и когда мы гастролируем в Европе, я к ней заезжаю.
Корр.: Владимир Петрович, кроме музыки, которая занимает большую часть Вашей жизни, остается ли время на какое-то хобби для себя любимого?
В. Скляренко: Знаете, я книжки люблю. Я собираю книги. Открыть книгу и подышать ею. Причем книги низкого качества, издаваемые в последние годы, синтетикой попахивают. Я сегодня купил очень хорошую книгу – не удержался – «История викингов» – это альбом, такой классный.
Но самая большая беда, что их уже ставить некуда, я не знаю, что с этим делать…
Корр.: Есть ли что-то в Вашем характере, привычках, что Вам мешает и что хотелось бы как-то изменить?
В. Скляренко: Словоохотливость, но это не всегда получается. Это иногда мешает. Мне иногда говорят, что не все надо рассказывать, должен оставаться какой-то элемент загадки. Я думаю, что иногда я слишком словоохотлив, но с этим ничего поделать не могу. Даже специально, когда с этим борешься, – не получается.
Корр.: Чего Вы не терпите в людях и что бы Вас разочаровало в друзьях?
В. Скляренко: Меня огорчает и разочаровывает, когда человек что-либо делает только для денег. И ему в принципе не интересно, но он это делает и скрыть этого все равно не может.
Если я с кем-то играю и вижу, что человек «не горит» в данный момент, но делает это, мне становится просто скучно. И из-за этого я не играю со многими музыкантами. Меня обычно сводит жизнь с людьми, которым интересно действие не для чего-то, а ради самого процесса, что ли.
Корр.: Владимир Петрович, накануне у Вас был день рождения, который Вы отпраздновали на сцене, в концертной программе. Много всего приятного было сказано в адрес новорожденного. А сам новорожденный подводит для себя какие-то итоги?
В. Скляренко: Нет, никаких итогов я не подвожу, потому что мне кажется, что я только начинаю что-то делать. У меня такое ощущение, что все только что началось. Наверное, когда задумываешься о годах, приходит мысль о том, что время летит слишком быстро. Я это прекрасно понимаю, потому что настолько все интенсивно происходит, что особенно задумываться некогда. Когда мы только начали гастролировать за границей, я очень много фотографировал, но ни один из многочисленных альбомов до сих пор я не смотрю. Нет еще такого ощущения, что это история. Да какая же это история – все так и продолжается, с одной стороны. Иногда с удивлением замечаешь: сколько же лет назад это было?
А с другой стороны – по каким критериям мерить свои годы? По количеству путешествий и стран? Путешествий много, езды много: поездов, самолетов… Много хороших воспоминаний и кажется, что все так и будет идти, хотя внутри понимаешь, что это не будет вечно продолжаться. Ну и хорошо, зачем нам вечно. Итогов нет, я даже не знаю, хочу ли я этим заниматься. Жизнь очень любопытная и интересная.
Весь номер на одной странице
|
Кто-то с трёх раз отгадает, что это за «мужик в пинджаке» запечатлён на этом снимке? Мало того, он запечатлён ещё и в бронзе, и стоит на Набережной Космонавтов, где космонавтами и не пахнет». 
26 марта 1989 года состоялись выборы народных депутатов Союза ССР, первые выборы высшего органа власти Советского Союза, на которых избирателям впервые предоставлялся выбор между несколькими кандидатами в депутаты. Впервые в Союзе ССР происходило публичное обсуждение различных предвыборных программ (в том числе и на теледебатах). 
Друзья, главный вопрос: как же так получилось? Почему Путин и олигархический режим в очередной раз победили в России. Кто-то скажет: нарушения, грязная политика. Безусловно, всё это важно и имеет место быть, но только лишь этим ограничиваться неправильно и не позволит нам увидеть ситуацию объективно. 
Движение «Голос» практически ежегодно фиксировало ухудшение ситуации с правами избирателей. К сожалению, именно президентские выборы все последние 24 года демонстрировали своего рода антистандарт проведения избирательных кампаний. Но никогда еще мы не видели президентской кампании, которая настолько не соответствовала бы конституционным стандартам. 
28 февраля, в Саратове у памятника Вавилову общественник Андрей Калашников провел одиночный пикет против введения цензуры в России. На пикете присутствовала корреспондент ИА «Свободные новости». 
18 января 2024 года в музее К.А. Федина прошел вечер памяти Алексея Слаповского (1957 – 2023). На вечере собрались друзья, коллеги, близкие люди, читатели и почитатели его таланта. 
Политик Екатерина Дунцова, которой ЦИК отказала в регистрации в качестве кандидата в президенты, представила в Саратове партию «Рассвет», созданием которой занимается её команда. 16 февраля на встречу с ней в деловом центре «Спутник» пришли порядка 60 человек. 
18 февраля в сквере на улице Грибова, одном из гайд-парков Саратова, состоялся митинг за перенос площадки строительства будущего Столыпинского индустриального парка. 
