Богатей. Вся информация для достойной жизни

Почта

Поиск на сайте

Книга отзывов
f

ИНФОРМАЦИОННО-АНАЛИТИЧЕСКИЙ ПОРТАЛ


№ 10 (828) от 20.11.2020

 

Кругом ложь, тупость, отсутствие логики (Григорий ПОЛУЭКТОВ)

Российская Федерация ушла за седьмой горизонт (Виктор ЕРОФЕЕВ, писатель)

Коммунист Николай Бондаренко заявил, что 15 единороссов написали заявление в прокуратуру из-за его роликов в интернете

Какое городское самоуправление без доверия? (Сергей ПЕРЕПЕЧЁНОВ)

Заявление ЯБЛОКА в связи с отменой партийных списков (Федор ДЕМЬЯНЧУК, пресс-секретарь Саратовского РО партии «ЯБЛОКО»)

Николай Яковлев: «Крепостничество в России может стать спасительным и для человека и для государства»

Три империи: российская, коммунистическая, мафиозная (Игорь ЭЙДМАН)

Голод 1932-1933 годов в деревнях Поволжья (Виктор КОНДРАШИН)

Второе июля (Григорий ЯВЛИНСКИЙ)

Секреты успешного проекта Олега Волина (Владимир Мохов)

Сколько стоит честная журналистика Мамонтова и кто от неё пострадает? (Дмитрий ВИНОГРАДОВ)

Уважаемые посетители сайта!

Информационно-аналитический портал «Богатей-онлайн» является логическим продолжением издающейся с 1997 года газеты «Богатей», сохраняя нумерацию печатного издания и периодичность выпусков.


На острие событий



Шукшин В.М. Нравственность есть Правда. Завещание великого писателя, актера и режиссера

Человек трезвый, разумный, конечно же, – везде, всегда – до конца понимает свое время, знает правду, и если обстоятельства таковы, что лучше о ней, правде, пока помолчать, он молчит. Человек умный и талантливый как-нибудь, да найдет способ выявить правду. Хоть намеком, хоть полусловом – иначе она его замучает, иначе, как ему кажется, жизнь пройдет впустую. Гений обрушит всю правду с блеском и грохотом на головы и души людские. Обстоятельства, может быть, убьют его, но он сделает свое дело. Человек просто талантливый – этот совершенно точно отразит свое время (в песне, в поступке, в тоске, в романе), быть может, сам того не поймет, но откроет глаза мыслящим и умным. Читать полностью...


Памяти В.М. Горбачёва

5 октября на 74-ом году жизни скоропостижно скончался Владимир Михайлович Горбачев, русский писатель, журналист, общественный деятель. Читать полностью...




«Госпереворот» в Саратове. Мнение общественника

Роман Антонов: «Генеральный Прокурор Краснов, Вы крышуете Володина? Бастрыкин, на чьей Вы стороне были при ГКЧП? А сейчас?» Читать полностью...




Суд в Москве отказал в иске «Свободных новостей» об отмене блокировки сайта

29 августа в Тверском районном суде Москвы состоялось заседание по иску ИД «Энергия» к Генеральной прокуратуре и Роскомнадзору из-за блокировки сайта ИА «Свободные новости» (доменное имя fn-volga.ru). Читать полностью...



Камазы для подавления народа

В России представили новый автомобиль для подавления массовых протестов. Техника от концерна «Калашников» включает в себя звуковое и световое оружие, системы пожаротушения, видеонаблюдения и другие. Спецавтомобиль получил название «Стена». Автомобили поступят на службу МВД и Росгвардии уже в этом году. Читать полностью...


Екатерина Дунцова решила обжаловать решение Минюста о признании ее иноагентом

Внесенная в реестр иноагентов журналистка и бывший депутат Ржевской городской думы Екатерина Дунцова, которая собиралась участвовать в президентских выборах 2024 года, сообщила РБК, что обжалует решение Министерства юстиции. Читать полностью...


В Саратове стая собак едва не загрызла девушку. Пострадавшая в больнице

Жительница Заводского района Саратова Виктория Горбуленко рассказала о нападении на нее стаи бездомных собак. Своей историей она поделилась в группе «Заводской онлайн» соцсети ВК. Читать полностью...



Беспредел Роскомнадзора и Генпрокуратуры продолжается

Роскомнадзор (РКН) заблокировал доступ к сайту медиапроекта «Гласная». Об этом 9 июля, само издание сообщило в Telegram. «Мы не знаем, на основании чего Роскомнадзор ограничил доступ к сайту. Редакция не получала официальных писем от госорганов, и нам не удалось найти документ РКН, который объяснял бы причины блокировки сайта», - говорится в публикации. Читать полностью...







Невыдуманные истории от Ивана Дурдомова


Манифсет свободной гражданской журналистики


Информационно-аналитический портал «Богатей-онлайн»

Главный редактор - Свешников Александр Георгиевич.
Телефон: 8-903-383-74-68.
E-mail: gazetabogatey@yandex.ru

© Вся информация, представленная на сайте, защищена законом «Об авторском праве и смежных правах». При перепечатке и ином использовании материалов сайта ссылка на источник обязательна.

© Разработка сайта: Кирилл Панфилов, 2006


Информация о сайте


Красная кнопка



Пресс-релизы



Новостной дайджест




Информационные материалы

Свежий номер Архив номеров     Реклама на сайте

| К свежему номеру |

Новая Россия, или Гардарика (Страна городов)

Десять политических заповедей России XXI века

Михаил ХОДОРКОВСКИЙ

(Продолжение. Начало см. в № 8 (826) от 15.09.2020)

Слово на свободе или Гласность в резервации?

Когда речь заходит о политическом режиме в современной России, у тех, кто пытается его как-то классифицировать, неизбежно возникает когнитивный диссонанс. С одной стороны, этот режим кажется безусловно авторитарным, репрессивным и даже тоталитарным. Власть тут несменяема, оппозиция лишена малейшего шанса победить с помощью выборов, ставших пустой формальностью; любой гражданин может в любую минуту оказаться жертвой полицейского произвола, даже если он вообще не занимается политикой, а уж если занимается, то и подавно.

Впрочем, обо всем этом можно писать достаточно прямо и открыто в Сети и даже в отдельных средствах массовой информации, доступ к которым относительно свободен. Власти можно критиковать, можно заниматься частными расследованиями, копаться в грязном богатстве высших государственных сановников и так далее. И, в общем-то, все это сходит с рук, хотя отдельные эксцессы, стоившие жизни нескольким выдающимся журналистам, случаются. Но они случаются и в других странах – в Словакии, в Болгарии, на Мальте, и это только в последние годы.

Трудно не заметить, что возможность высказываться в путинской России до сих пор оставалась большей, чем в СССР даже самых вегетарианских времен. Ни «Эхо Москвы», ни «Новая газета», ни «Дождь», ни относительно открытая Сеть, ни многое, многое другое просто непредставимо в СССР. Лишь за мечту о чем-то подобном можно было получить немалый срок. Поэтому ныне многие говорят и пишут о России как о достаточно свободной стране или, по крайней мере, как о стране, в которой есть хотя бы свобода слова. Насколько это оправданно?

Проблема в том, что свобода слова в точном смысле этого слова является высшим правовым и конституционным принципом, которому подчинено государство. Эта свобода гарантирована всей мощью гражданского общества и встроенного в него политического государства. В современной России такой свободы нет. Вместо нее есть ограниченное пространство, пределы которого строго очерчены властью, на котором с позволения власти и под ее бдительным присмотром обитает туземец по имени Гласность. Этот музейный старик живет в отведенной на окраине полицейского государства резервации, развлекая столичных зевак и заезжих туристов.

Жизнь в резервации целиком и полностью зависит от воли государства: оно могло бы прикрыть ее в любой момент, но из каких-то своих внутренних соображений этого не делает – видимо, вред от закрытия резервации (связанная с этим шумиха, необходимость развлекать зевак чем-то другим и так далее) пока превышает вред, наносимый режиму призрачной гласностью. Такое положение возникло не в один момент, а сложилось исторически под воздействием множества разнообразных и зачастую противоречивых факторов. Чтобы понять, как из этой ситуации выруливать и главное – куда, необходимо хотя бы вкратце обрисовать эту эволюцию.

В СССР общество было настолько закрытым, насколько это вообще возможно в практической жизни. Эта закрытость давала уникальные рычаги государственной пропаганде, помогавшей режиму контролировать сознание, а значит, и поведение подавляющей части населения. В этом, можно сказать, одно из главных отличий тоталитарного режима от авторитарного – первый полагается не только на полицейские репрессии, но и на активное программирование сознания и поведения людей с помощью мощнейшей пропагандистской машины. Таких условий и близко нет у нынешнего режима, и не думаю, что ему когда-нибудь удастся их создать.

С середины пятидесятых, когда эпоха Большого террора миновала, основная нагрузка по поддержанию стабильности советского строя легла именно на пропагандистскую государственную машину. Репрессивный аппарат играл вспомогательную роль, вычищая тех, кто по каким-то причинам оказался невосприимчив к пропаганде. Но таких оставалось сравнительно немного, поэтому не было нужды держать репрессивную машину в постоянно расчехленном состоянии, и она орудовала исподтишка, периодически изымая «желающих странного», а всю основную черновую работу выполняли мастера партийного слова.

Усилиями глубоко эшелонированной, беспрецедентной по мощности пропагандистской машины население было прочно экранировано от сколь-нибудь правдивой информации о происходящем в стране и в мире. Это естественным образом сформировало основную линию фронта борьбы с режимом как внутри СССР, так и извне. Главным раздражителем для подавляющего большинства на исходе советской власти были не репрессивные органы, не милиция с КГБ (подавляющее большинство обывателей с ними впрямую не сталкивались), а именно партийные пропагандисты, рассказывавшие народу о том, что сплошь и рядом расходилось с его эмпирическим опытом.

Логическое следствие такого положения вещей не заставило себя долго ждать: когда к власти в СССР пришел Горбачев, чуть ли не главным консенсусным требованием и верхов, и низов стало требование правды. Отвечая на этот четкий и ясно выраженный политический запрос, горбачевское руководство выдвинуло лозунг гласности. Безусловно, гласность была чисто советским эвфемизмом, отражавшим смутное и мифологизированное представление советско-партийной элиты о связанном комплексе таких либеральных ценностей, как свобода слова, свобода печати, открытость и так далее. Да, это была крайне непоследовательная, ограниченная и внутренне противоречивая идеологическая конструкция. Но вместе с тем надо понимать, что это была самая фундаментальная, самая первая и потому самая жесткая парадигма перестройки. Это был хребет, на который потом нанизали все остальное.

Гласность психологически, с самого начала и до сих пор, воспринимается как главное достижение горбачевской революции. В ней виделся концентрированный ответ на советский тоталитаризм, каким его запомнили последние советские поколения. И именно поэтому, когда режим начал наступление на демократию и все достижения горбачевско-ельцинской революции были подвергнуты остракизму, гласность оказалась последним непотопляемым оплотом «коммунистического либерализма».

Это создает у многих людей иллюзию, что в России сохраняется какая-никакая свобода слова. В действительности все оказалось гораздо сложнее – никакой свободы слова в России нет, но авторитарный и даже неототалитарный по своей природе режим научился сосуществовать с остатками горбачевской гласности не без некоторой выгоды для себя.

Чтобы правильно выстроить стратегию демократизации российского общества на будущее, нам необходимо понять тайну странного и отчасти противоестественного сосуществования этих двух взаимоисключающих начал общественной жизни – начала правды и начала лжи.

В основе этого феномена – способность режима удерживать командные информационные высоты. Началось с концентрации основных информационных каналов в руках государства и аффилированных с государством лиц и структур. Вехи движения в этом направлении – разгром старого НТВ и восстановление полного контроля администрации президента над «Первым каналом», который остался общественным лишь на бумаге. На сегодняшний день информационный рынок является одним из наиболее монополизированных в России.

При этом государство прямо или косвенно владеет не только проправительственными средствами массовой информации, но даже и большинством СМИ, считающихся оппозиционными.

Экспансия государства не ограничилась рынком классических СМИ. По мере роста влияния интернета государство через своих агентов пришло и туда. Важнейшим рубежом здесь стало приобретение контроля над крупнейшей в России социальной сетью «Вконтакте». Но и помимо этого в различные интернет-проекты через многочисленных посредников-подрядчиков закачиваются колоссальные бюджетные средства. Несмотря на широко распространенное мнение об оппозиционности режиму российского сегмента интернета, в действительности и здесь государство занимает доминирующее положение.

Однако еще важнее не количественные, а качественные показатели. Важно не только то, какими ресурсами в информационной сфере располагает государство, но и то, каким образом оно их использует. Итогом многолетних и непрерывных усилий Кремля стало создание в России, так сказать, доминирующего информационного потока. Это метод крайне агрессивного тотального распространения информации, имитирующий перманентную информационную войну.

Генератор этого доминирующего информационного потока находится в Кремле, а приводные ремни – тьма кремлевских агентов, контролирующих конкретные информационные ресурсы, причем сразу на нескольких уровнях. Это предельно сложная система, включающая в себя разветвленную и децентрализованную сеть think tanks – аналитические «фабрики», наполняющие поток идеями. Тут есть свои многочисленные и в основном аутсорсинговые производственные мощности, свои звезды и свое пушечное мясо. Эта система устроена гораздо тоньше и изощреннее, чем силовой репрессивный блок, и это немудрено: до последнего времени именно она играла ключевую роль в стабилизации режима.

Именно наличие этого мощного, контролируемого государством информационного потока позволяло режиму сохранять рядом в резервации слабый и ограниченный альтернативный информационный ручей, шум которого был почти не слышен массам, поскольку его заглушал рев потока. При этом, позволяя гласности резвиться в информационной песочнице, режим строго дозировал базар и выверял степень дозволенного чуть ли не на аптекарских весах. Для этого ему и нужен косвенный контроль над оппозиционными СМИ, который он неуклонно наращивает. Любая попытка выйти за пределы песочницы приводит к скандалам и грубому одергиванию.

Но любая сложная система – довольно хрупкая. То, что хорошо работает на малых оборотах протеста, начинает сбоить и вибрировать на больших. При возрастании политических нагрузок на систему становится все сложнее генерировать поток нужной мощности. Да и помехи, создаваемые альтернативными информационными течениями, локализованными в резервации, становятся все ощутимее и все опаснее для системы. Рано или поздно ей придется поменять схему и превратить доминирующий поток в тотальный. Это будет означать конец эпохи обрезанной постмодернистской гласности и возврат к цельному и простому советскому образцу.

Гласность весьма уязвима по самóй своей природе – вторичной, производной от власти. Начиная с 1999 года, то есть в течение всего периода посткоммунистической реакции, мы были свидетелями наступления режима на гласность, ограничения ее пространства – и прямого, и косвенного. Угроза полного отказа от гласности все время остается актуальной, и если режим на это решится, вряд ли ему кто-то или что-то сможет помешать. Другое дело, что это вызовет неприятные и необратимые последствия не только для общества, но и для самого режима, которые не столько замедлят, сколько ускорят его конец.

Казалось бы – тогда и черт с ними, пусть завинчивают! Но вопрос стоит не столько о моменте, когда под откос пойдет этот режим, а про то, что придет ему на смену. И вот здесь, безусловно, защита любой гласности имеет огромное значение для демократического движения.

Как бы призрачна ни была правда, загнанная в резервацию, но она лучше, чем гуляющая на свободе ложь. За каждое слово правды надо бороться, надо сопротивляться любой попытке режима окончательно избавиться от гласности, надо вставать всем миром на защиту журналистов и изданий, героически противостоящих тоталитаризму. Но стратегическая цель не в этом. Нам надо стремиться не к полному восстановлению гласности, а к созданию твердых конституционных гарантий свободы слова.

Необходим качественный скачок в политике открытости. Подчеркну, что простого возврата назад, во времена яковлевского «Коммерсанта» или малашенковского НТВ, уже мало. То, что было хорошо для юного постсоветского общества, не подходит обществу, накопившему большой и неоднозначный опыт борьбы за демократию. Горбачевская гласность, даже без путинского «обрезания», – это уже не тот идеал, к которому надо стремиться.

Мы должны идти дальше – к полноценному, свободному и открытому информационному рынку, регулируемому четкими правовыми законами. Только наличие такого рынка с подлинной конкуренцией может быть настоящей гарантией реализации права на свободу слова.

Безусловно, свободная рыночная среда, разрешая одни проблемы, создает другие, и поэтому есть немало сложных вопросов, на которые обществу придется подыскивать подходящие ответы. Но это не меняет моего отношения к выбору стратегического направления – конкуренция и рынок должны обеспечить обществу настоящую открытость.

Конечно, в некотором смысле свобода слова может быть обеспечена только нормальным функционированием всей демократической политической системы: с эффективным разделением властей, работающим правосудием и так далее, а еще глубже – с готовностью общества в целом отстаивать эту свободу с оружием в руках. Если свобода слова – это политическая валюта, то ее обеспечением является вся демократическая инфраструктура общества. Но, помимо этих общих гарантий, имеются и специфические меры, в том числе институциональные, без которых никакая свобода слова не может существовать.

Среди этих специфических мер есть как экономические, так и политические. И те и другие помогают достигнуть одной главной цели: не просто лишить государство возможности ограничивать свободу слова, а лишить его еще и возможности индуцировать тот самый доминирующий информационный поток, благодаря которому режиму удается управлять массами с помощью лжи, несмотря на сохранение встроенных в систему островов свободы. Демократическое движение должно крепко усвоить опыт посткоммунистического неототалитаризма, чтобы не повторить ошибок впредь.

Начну с мер экономического характера.

Главная беда российской прессы, как это ни парадоксально, вовсе не цензура, а бедность. Последние два десятилетия основным в борьбе за свободу слова был не политический фронт (как многие считают), а экономический. В посткоммунистической России никогда не было по-настоящему экономически независимых СМИ. Но до дефолта 1998 года у СМИ сохранялась некоторая свобода маневра – свобода выбора от кого зависеть, и в этом была своя специфическая свобода. А затем начался процесс тотального огосударствления СМИ, и где-то к 2006–2008 годам их единственным донором стало государство (прямо или косвенно). Именно тогда по свободе прессы и, соответственно, по свободе слова был нанесен самый главный и самый страшный удар, от которого они так никогда уже и не оправились.

Вместо того чтобы оказать независимым СМИ системную и прозрачную поддержку и помочь им выйти из затруднений, правительство воспользовалось этой ситуацией и провело масштабную косвенную национализацию независимых медиа, сменив прежних собственников – зачастую путем рейдерских захватов и уголовно-правового давления. Добыча была подвешена между различными госкомпаниями и аффилированными с режимом финансово-промышленными группами. И со временем государство как собственник или как спонсор получило косвенный контроль над всеми сколь-нибудь значимыми информационными ресурсами. Картина видится еще более безрадостной, если переключить внимание с грандов медийного рынка на провинциальную прессу, пребывающую в совсем уже бедственном положении.

На первый взгляд идеальным решением проблемы могло бы стать создание нормальной рыночной среды для работы медиа как в онлайне, так и в офлайне, где государство выступает исключительно в роли беспристрастного арбитра и регулятора. Но, к сожалению, как показывает мировая практика, сегодня такая модель не работает почти нигде. Все больше СМИ либо являются дотируемым вспомогательным бизнесом, либо существуют на спонсорские взносы, которые делаются исходя из самых разных мотивов, в том числе политических.

Точно так же лишь немногие страны могут обойтись без средств массовой информации, субсидируемых из бюджета, и Россия еще долго не будет входить в число этих стран. Поэтому для нас актуально, как именно организовано субсидирование СМИ из бюджетных средств и как именно организовано управление СМИ, субсидируемых из бюджетных средств. Ответив последовательно на эти два вопроса, мы во многом решим задачу нейтрализации тоталитарных притязаний государства на формирование описанного выше доминирующего информационного потока.

Если бюджетная поддержка медиа нужна и неизбежна, то надо добиться того, чтобы она была прозрачной и чтобы ни отдельные чиновники, ни и вся их корпорация не могли быть бенефициарами этого субсидирования. Или, проще говоря, не могли бы за каждый скормленный (прессе) витамин требовать массу мелких услуг. Все, что делает государство в информационной сфере, должно делаться в интересах общества и под контролем общества, а не в интересах чиновничества и под контролем чиновников.

Распределение бюджетных фондов для поддержки медиа должно быть открытым, политически нейтральным и проходить на конкурсных началах с силами представителей общественности. Необходимо законодательно запретить любое скрытое финансирование государством медийных проектов (наподобие знаменитой «фабрики троллей») и положить конец эпохе «спецжурналистики» за государственный счет.

Если удастся стабилизировать информационный рынок и создать условия для свободного возникновения разнообразных СМИ, которые будут функционировать либо на собственной ресурсной базе (то есть быть экономически состоятельными), либо при государственной поддержке на прозрачных условиях под контролем общества, то тогда можно сосредоточиться на второй стороне проблемы – политических гарантиях независимости СМИ. Ибо государство помимо того, что закабалило медиарынок, еще и прямо вторгается в информационное пространство, активно злоупотребляя своим положением и ресурсами – в данном случае не столько экономическими, сколько административными.

Если вдуматься, в нашем распоряжении довольно ограниченный набор инструментов, при помощи которых можно эффективно бороться с госпропагандой, не препятствуя существованию свободы слова в России. По сути, государство выступает по отношению к медиарынку в двойном качестве: как регулятор, устанавливающий правила игры, и как сам игрок. Чего мы хотим от государства как от регулятора, понятно: усилий по формированию добросовестной конкурентной среды и гарантий каждому свободы слова. Но чего мы хотим от государства как от игрока? На этот вопрос ответить чуть сложнее. Государство, будучи учредителем ряда СМИ, автоматически получает «естественные» возможности влияния на их политику. Но государство – особый собственник, по сути, это мы. Государство распоряжается не своими, а коллективными деньгами. Как быть?

Выход давно найден в странах с развитой демократической системой. Информационные ресурсы, созданные государством или с его помощью, передаются в доверительное управление представителям гражданского общества. Государственным телевидением и другими аффилированными с государством информационными институтами руководят трасты или общественные советы, формируемые непосредственно представителями гражданского общества, и государство по закону не может влиять на их состав, а на практике эта возможность всячески ограничивается. Процедура формирования Советов делается максимально прозрачной, обеспечивающей независимый от власти и уважаемый обществом, состав. Нарушения же, сговор, давление переносятся в сферу обычного криминала. Деятельность этих институтов регулируется специальными уставами (правилами), исключающими саму возможность законного превращения этих ресурсов в инструменты манипулирования общественным мнением в интересах отдельных групп и лиц.

И последнее – по очередности, но не по значению. Свобода слова и открытость общества были и остаются важнейшим измерением демократии, ее соединительной тканью. Их защита от покушений всякого рода охранителей чего бы то ни было – важнейшая задача демократического движения. Но свободой слова умеют изощренно пользоваться и те, чьей целью является уничтожение всякой свободы. Велик соблазн им этой свободы не давать.

Тонкость защиты свободы слова состоит в том, что в этой борьбе легче, чем где-либо, выплеснуть воду вместе с ребенком. Ведь можно устроить такую борьбу с госпропагандой или каким-либо иным злом, что мало не покажется никому, и на месте отвратительной пропаганды появится еще более отвратительная контрпропаганда. Как это ни противно, но надо признать, что свобода есть у любого слова. К попыткам ввести ограничения на то, что можно и чего нельзя говорить, писать, показывать, транслировать и так далее, надо относиться очень осторожно. Хочешь запретить какое-нибудь одно-единственное слово – и вскоре с удивлением обнаруживаешь, что под запретом оказался весь толковый словарь.

Моя личная позиция – все сомнения здесь, как и в уголовном праве по отношению к обвиняемому, должны разрешаться в пользу свободы слова. Лучше пусть кто-то сможет сказать что-то гадкое, чем другой будет лишен возможности узнать что-то важное и необходимое. Приоритет свободы над охранительными мерами – вот главный принцип, которого стоит придерживаться, чтобы не сбиться с курса.

Убежден, например, что скучнейший, человеконенавистнический «Майн кампф» и фейковые «Протоколы сионских мудрецов», точно так же как «секретные приложения» к соглашению между Гитлером и Сталиным, должны быть открыты для любого интересующегося, а не становиться неким «тайным знанием».

Этот принцип часто бывает сложно реализовать на практике даже чисто психологически, но надо учиться и находить другие, не только запретительные методы подавлять проявления экстремизма всех сортов.

Мы должны научиться жить в мире, где все время приходится сосуществовать с чем-то, что лично для нас может быть неприемлемым. Но лишь такой мир – по-настоящему стабильный и комфортный.

Продолжение следует...

 

Весь номер на одной странице

 

| На главную страницу |