«Что со мной потом сделают – мне уже все равно». Сокуров о ссоре с Путиным
 Татьяна ВОЛЬТСКАЯ 9 декабря состоялась очередная встреча Совета по развитию гражданского общества и правам человека (СПЧ) с президентом России, во время которой произошел конфликт между Владимиром Путиным и режиссером Александром Сокуровым, говорившим в своем выступлении о том, что «Россию надо менять». Президент, комментируя это выступление, посоветовал режиссеру «думать, прежде чем говорить» и вообще был явно раздражен. Александр Сокуров рассказал корреспонденту Север.Реалии о своем видении конфликта с Путиным. В своем докладе в рамках встречи СПЧ с Путиным Александр Сокуров коснулся множества тем, вступился за посаженного в тюрьму историка Юрия Дмитриева, за сидящего под домашним арестом бывшего петербургского депутата Максима Резника, за преследуемых по ингушскому делу Ахмеда Барахоева, Зарифу Саутиеву и других ингушских активистов, призвал «не гоняться по всей стране за оппозиционной молодежью», а подумать о том, как улучшить жизнь в регионах России, предложил подумать – не лучше ли отпустить на волю те республики Северного Кавказа, которые не хотят жить с Россией, призвал перераспределить бюджетные дотации от Белоруссии, Абхазии, Сирии и южных регионов страны, находящихся у России «на довольствии», в пользу вымирающего Русского Севера, наконец, спасти старинную деревню Лужицы, в которой живет коренной малочисленный народ вожане и которую хотят уничтожить в интересах газоперерабатывающего комплекса.
Путин отреагировал резко, обвинив Сокурова в непрофессионализме, в необдуманных речах, в том, что он, говоря о нежелании некоторых республик оставаться в составе России, хочет «повторения Югославии на нашей территории». Путин несколько раз повторил, что даже Сокурову непозволительно говорить о том, что кто-то находится у России на довольствии, что подобные разговоры – это «опасные игрушки» и что нельзя было выносить такие соображения в публичное пространство.
Пресс-секретарь Путина Дмитрий Песков прокомментировал диалог режиссера и президента, сказав, что Сокуров затронул многие важные темы «непрофессионально и без знания предмета», а это «то, чего не терпит президент». Глава Чечни Рамзан Кадыров уже призвал проверить слова Сокурова на антигосударственность и экстремизм.
– Александр Николаевич, что вы можете сказать об откровенно грубом выпаде Кадырова в ваш адрес? Многие даже усмотрели в его речи прямые угрозы.
– Ни слова не хочу говорить про этого человека, слишком много чести – мне о нем говорить. Пусть то, что он сказал, комментирует президент страны. Пусть администрация президента комментирует, это ее дело.
– А как вы в целом оцениваете свое выступление на встрече СПЧ с Путиным и его реакцию на ваши слова?
– Я очень огорчен, что мой собеседник не вник в то, что я сказал. Я его не обвиняю, конечно, он был совершенно не готов к моему тексту. Ведь обычно ему приносят тексты выступлений членов совета, а я, естественно, никогда не подаю заранее свои тексты, и ему было очень трудно сориентироваться. Это был вал новой информации, предложений – думаю, он просто не готов к такой манере работы. Вот меня и обвиняют в том, что я позволил себе такое как бы фамильярное поведение, меняя темы, ракурсы и формулируя по-простонародному, недипломатично. Может, и правда нельзя так с руководителем страны, я не знаю. Но я не дипломат и не политик, и отслеживать все эти нюансы и контролировать себя в таких важных для моей страны вопросах я просто не в состоянии. Это вызвало раздражение и гнев. Я сожалею об этом, так не должно быть. Мы собеседники, и совет создан для обмена разными мнениями, иногда совершенно не совпадающими. Я думал, что буду хотя бы отчасти услышан, но оказалось, что мое выступление было большой ошибкой, и я думаю, что будет справедливо, если меня теперь выведут из состава СПЧ. Судя по реакции пресс-секретаря президента, я понимаю, что они очень возмущены. Ну что делать – надо набирать в СПЧ дипломатов, политиков, людей, более приспособленных к таким процедурам. Видно же, что все члены совета ведут себя по-другому. Наверное, делать так, как я, нельзя и не принято. Но что теперь делать – так случилось.
– Зато мы многое увидели – увидели раздражение Путина, которое на вас вылилось – особенно, кстати, когда вы говорили о Северном Кавказе. Как вы думаете, почему?
– Потому что, как я давно говорил, это самая большая проблема федерации: ни национальный вопрос, ни вопрос экономического и культурного развития там не решен. У меня нет контактов с моими ровесниками оттуда, и высокопоставленные руководители на Кавказе отказываются со мной говорить. Я имею дело только с молодыми людьми, ровесниками моих студентов, они бывают со мной абсолютно откровенны, и то, чего не скажут в своем кругу, своим родителям, они спокойно говорят мне, видимо, по-человечески доверяя. И я считаю, что если Российская Федерация не обратит внимание на исторические, идеологические, экономические аспекты жизни на Кавказе, то возникновение там нового крупного конфликта неизбежно. Потому что к жизни приходит новое поколение, не имеющее ни культуры, ни образования, ни воспитания, которое иногда давала советская школа или советский институт, и вести себя они будут по-другому, да и исламский фактор имеет все большее значение. Приход ислама в ту же Кабардино-Балкарию, где я был на съемках этим летом, вызывает настороженность и тревогу и у кабардинцев, и у балкарцев – по крайней мере, у тех, кого я знаю. В 2007 году я говорил, что для меня очевидно осложнение отношений с Украиной и Казахстаном, тогда, конечно, на это никто внимания не обратил. А сейчас я говорю, что происходящее на Северном Кавказе по сумме разных причин не может безразлично восприниматься теми, кто думает о судьбе страны, судьбе федерации – если таковая нам нужна. Я в своем выступлении все время говорил о федеративности, о роли культурного, национального контекста.
– Но именно это, кажется, вызвало особенно негативную реакцию.
– Мой собеседник, к сожалению, совсем не обратил на это внимания. При этом я знаю и слышу с разных сторон, что никакой федерации больше нет. Несколько лет назад на встрече с Медведевым я затрагивал разные вопросы, в том числе федеративного устройства, он мне сказал: ну что вы, Александр Николаевич, какая федерация. Я, конечно, был удивлен – может, они знают больше о том, есть у нас федерация или нет. Но я-то живу в стране, где существует Конституция федеративного государства, основа которого – национальное деление, придуманное еще 100 лет назад. И я обратил внимание на то, что этому документу 100 лет, что надо думать о будущем, что так продолжаться не может. А в ответ я услышал реплики, конечно, удивившие меня – что я призываю к развалу страны, что это чуть ли не бунт, я уж всего не помню. Условия разговора были технически тяжелы – я сидел в Смольном в специальной комнате, а где находился президент, я не знаю, связь была с отрывом во времени: я начинаю говорить – он еще не закончил, он закончил – я начинаю говорить, он начинает возражать, давать резкие отповеди. Я не стал особо участвовать в этой дискуссии, поскольку она превращалась в какой-то клубок бессмыслицы, которая унижала скорее главу государства, чем меня. Конечно, для меня была обидна такая манера разговора – давно со мной так не разговаривали, никто. Видимо, что-то такое произошло у человека, может, он страшно устал после рабочего дня, может, после проходивших накануне переговоров с американцами, уж не знаю. Но ясно было, что раздражение вспыхнуло немедленно – он сказал, что у меня целая программа, целый манифест. Я подумал сначала – как хорошо, у меня, простого человека, не политика, получился целый манифест. Но оказалось, что манифест из уст члена Совета по правам человека – это плохо, так не должно быть. Если это так обидело главу государства, я приношу извинения – правда, я не понимаю, чем же я мог его так обидеть.
– А как вы думаете, почему он несколько раз называл ваше выступление непрофессиональным?
– Оно таковым и является – я не политик, не журналист, не публицист, я ремесленник, я некий художественный работник, и я организую свое выступление по принципу драматических сопоставлений: говоря о социальной напряженности, стесняющей жизнь человека и его права, я привожу в пример задушенное у нас в стране профсоюзное движение – а он даже не знает, о чем речь. Я сказал, что у нас нет пошаговой отработки катастрофических ситуаций в стране, что нужно организовывать гражданскую оборону, поскольку МЧС с этим не справляется, и никто в городах не знает, что делать в случае веерного отключения электричества при 20–30-градусном морозе, что на Северо-Западе страны, в Сибири и на Урале надо перестать строить многоэтажные дома, которые непонятно как отапливать в случае катастрофы, а там, где они уже есть, надо строить специальные пункты обогрева и питания для людей, попавших в беду. Если будет затопление – что делать с людьми, живущими в этих огромных башнях, как спустить мамочек с детьми или пожилых людей с верхних этажей – кто-нибудь об этом думает или нет?
– Может, Путин просто возмутился, что это не ваше дело – думать о таких вещах?
– Да, он возмутился – с какой это стати я вдруг этим озаботился. Я хотел сказать, но не успел: а почему вы об этом не думаете? Ведь волна перемены климата может пойти в любой месяц, со следующей весны, а вы все бегаете по стране за молодежью, сажаете их в тюрьмы. Как можно собрать дух и волю населения, если в стране такая обостренная политическая жизнь? Я удивляюсь, почему этот вопрос вызвал такую оторопь и такой гнев у главы государства.
– Может, вы наступили на какой-то нерв?
– Да я не знаю, на что я наступил. Я гражданин Российской Федерации, у меня один паспорт и одна национальность, Россия для меня – самая важная, и я уже в том возрасте, когда начинаешь остро чувствовать ответственность за жизнь в этой стране. Если я наступил на чьи-то болевые точки – а как же иначе, для чего нужно гражданское общество и гражданин, если не для этого? Да, я говорил резко, да, я его перебивал. Господи, прости меня за это, но у меня и таких, как я, – а таких людей много в стране – другой возможности нет, кроме как прорваться и вот так собрать в клубок все многочисленные сложные проблемы, и национальные, и политические, и проблемы войны и мира, и ужасающей ситуации в Ингушетии, поскольку она не конституционна по своей природе. И я полагал, что президенту моей страны важно выслушать все, что думает и говорит ее гражданин. Видимо, я наивный человек, несмотря на свой возраст. И он прекрасно знает, что ничего другого от меня ждать не стоит. Ведь мне лично ничего от него не надо. Мне нужно только, чтобы на моей родине была какая-то выживаемость. И чтобы у молодых людей, которые, слава Богу, все еще окружают меня, была перспектива самореализации в стране, чтобы они не убегали отсюда. Как меня понимают и что со мной потом сделают – мне уже все равно. Когда переступаешь определенный возраст, уже все равно, как тебя будут наказывать, совесть важнее. А ошибки – ну, я через раз их совершаю. Но я знаю, что никто из СПЧ не сказал того, что сказал я, и никто меня не поддержал, никто не вступил в диалог с главой государства, все промолчали, некоторые сидели, опустив голову.
– А это было возможно, разве не каждому в отдельности включали микрофон?
– Нет, если бы они с мест подавали какие-то знаки, я думаю, что это было бы возможно. Но я же в самом начале сказал, что существование Совета – сама по себе идея прекрасная, но она настолько зарегламентирована, настолько это все сдавлено, что никакой настоящей помощи совет по управлению своей собственной страной оказать не может. Совет по правам человека – это самая болевая точка сейчас в общественном инструменте управления страной, и встреча всего один раз в год – это мало. Я выстроил свое выступление настолько четко, насколько я со своим опытом и в своем возрасте могу это сделать. Если это вызвало такой гнев на всех руководящих уровнях, ну, казните меня, делайте со мной все, что угодно, ну, вот есть такой человек в стране. И я уверен, что я не один такой.
– Вот вы сказали: У нас на довольствии в нашем полку и Беларусь, Южная Осетия, Абхазия… надо помогать Сирии… А ведь с похожими лозунгами – «хватит кормить…» – некоторые выходили на митинги, когда они еще были возможны, то есть многие, видимо, с вами согласны…
– Я позволил себе сказать «на довольствии в нашем полку» – так, как говорит президент, как попросту говорят многие люди, бывшие отставные военные или военные, мои друзья, которых я внимательно слушаю. Это понятный и простой язык для большинства мужчин. Да, на довольствии. А как? Почему это оскорбительно – я не знаю. Это, наоборот, говорит президенту о том, что мы понимаем, что мы в одной группе интересов. Почему это надо понимать именно таким образом – это надо спросить у Владимира Владимировича.
– А вы уверены, что мы в одной группе интересов?
– Я говорю о государственном позиционировании. Государство считает, что мы в одной группе интересов – Россия, Беларусь, Сирия, если это необходимо, раз мы в них принимали такое участие, южные регионы и другие регионы страны, которые находятся на довольствии у федерального бюджета. Это надо быть очень уставшим и очень раздраженным по отношению ко мне, чтобы вот так воспринимать то, что было сказано. Если вы прочитаете буквально текст, то вы увидите, что это просто открытый человеческий язык. Но я не дипломат, и я это знаю, и Путин знает, что я не дипломат. И с Ельциным у меня было много тяжелых сложных разговоров, но никогда не было реакции столь серьезной, не хочу сказать, болезненной, но такой вот невротичной, никогда не было! А с Борисом Николаевичем гораздо более сложные и резкие были разговоры, в том числе о войне с Чечней, но не было ничего подобного! Я был испорчен отношениями с Ельциным, его доверием ко мне, терпеливостью и тем, что он меня выслушивал, не всегда соглашался, конечно, слава Богу, потому что я не всегда бывал прав. Но я не могу вычеркнуть из моей жизни мои отношения с Ельциным, к которому я отношусь с глубоким уважением. Вот на чем я учусь. Меня учат мои люди, которые меня окружают, и мои молодые коллеги, и мои старшие товарищи, и политики, которые выслушивали меня, и я выслушивал их. Вот мой путь. Я не звезды с неба хватал, я просто смотрел и учился у русской жизни, современником которой я был, и у исторической жизни России, поскольку я все же по первому образованию историк.
– Вы много лет говорите с Путиным, с властителем, имея в виду, что для него важны интересы России. А вы точно уверены, что они для него важны?
– Я могу сказать только, что мы, наверное, по-разному видим интересы страны. У него интересы государства, а у меня интересы народа и общества. Я выражаю интересы не населения, а моего народа и городских общин, национальных, конфессиональных интересов. Я не выражаю, конечно, интересы государства, для этого нужна другая компетентность. Информация, которая есть у президента, к сожалению, совсем не та, которая есть у граждан, даже у таких, как члены Совета по правам человека. Я думаю, что президент защищает интересы государства, а мне понятнее и ближе интересы моего народа – вот и все, а интересы государства – это интересы политики, а интересы политики очень часто лукавые. В один момент политика одна, в другой – совершенно другая. Нам сам президент указал, какой тайной была окружена ситуация в Крыму, а потом он сам дал развернутое интервью какому-то телеканалу, где подробно рассказал, как все происходило. Это означает, что в отдельный момент было такое отношение к этой ситуации, а в другой момент резко все переменилось – все можно открыть, все можно сказать. Я так не умею!
Север.Реалии (выполняет функции иноагента – Ред.)
Читать далее...
Весь номер на одной странице
|
Приморский районный суд Санкт-Петербурга 24 декабря взыскал 1 млн. рублей с «Эха Москвы» и 100 тысяч рублей с Шендеровича по иску Пригожина о защите чести, достоинства и деловой репутации. Поводом для иска в суд стали слова публициста в передаче «Особое мнение». После решения суда Пригожин попросил завести на Шендеровича уголовное дело о клевете. 
Это был хреновый год. Аресты, разгоны, иноагенты, ожидание войны. Неправые суды, блокировка ОВД-ИНФО (незарегистрированное общественное объединение, признанное иноагентом). Пандемия и рост цен. Навальный, Зуев, Дмитриев и многие-многие другие. Провал в Совок и в средневековье – Мемориал (НКО, признанное иностранным агентом), ликвидированный за клевету на советский общественный и государственный строй, реальные сроки за оскорбления чувств верующих фотографиями на фоне храмов, заявление председателя Конституционного Суда, что отмена смертной казни не соответствует традиционному правосознанию нашего народа – и действительно, как это – нельзя убивать? 
По информации ТАСС, Верховный суд РФ 28 декабря 2021 года принял решение о ликвидации Международного историко-просветительского общества «Мемориал» (признано в РФ иноагентом). 
23 декабря, накануне новогодних праздников, в пресс-центре Саратовского обкома КПРФ прошла ежегодная итоговая пресс-конференция, на которой О.Н. Алимова, первый секретарь областной партийной организации, депутат Госдумы ФС РФ, и депутаты фракции КПРФ в Саратовской областной думе: А. Ю. Анидалов и В.Е. Есипов – подвели итоги уходящего 2021 года. 
Пресс-конференция Путина 23 декабря, безусловно, была исполнена ложью и лицемерием и в отдельных вопросах побила рекорды абсурда! Общий тренд, который задал президент, были мантры о том, что в стране все хорошо, мы всех победили, преодолели, экономику восстановили… Безработица, доходы граждан – все в порядке, в отличие от других стран! Правительство и ЦБ работает хорошо или, если быть скромным, то работает удовлетворительно! Все ими довольны и это обоснованно! Бюджет в стране отличный и социальный, а если брать финансирование медицины, то там значительный рост… 
Дарья Навальная получила премию имени академика Андрея Сахарова в Европарламенте за своего отца. 
20 декабря в России наступил новый сто четвертый год от рождества ЧеКово. Это самый важный российский государственный праздник. Именно тогда, сто четыре года назад родилась организация, ставшая становым хребтом новой империи. У советского, а затем путинского режима было две цели: самосохранение и экспансия. Эти задачи всегда решались, прежде всего, с помощью спецслужб, подавлявших крамолу внутри и организующих гибридную экспансию вовне. 
Президент России Владимир Путин на прошедшей в 9 декабря онлайн-встрече с членами Совета по правам человека вступил в полемику с членом Совета, кинорежиссёром Александром Сокуровым, после того как тот заявил о множестве проблем, с которыми сейчас сталкивается Россия, и сказал, что страну надо менять. 
В нынешнем году награда в самой почётной номинации зрительской премии «Звезда Театрала» – «Легенда сцены» – единственной номинации, лауреаты которой определяются без зрительского голосования, – была вручена актрисе театра «Современник» Лие Ахеджаковой. 
В будущем году, когда «по расписанию» должны состояться очередные парламентские выборы, «Единой России» исполнится 20 лет. За эти годы партийцы успели наобещать россиянам златые горы, европейский уровень жизни, достойную старость и современную медицину. Чтобы увидеть, насколько это было воплощено в реальности, достаточно сегодня выглянуть в окно и заглянуть в собственный кошелек. Со временем непопулярная «партия власти» выпестовала в себе политическую скромность и стала обещать меньше. А в последние годы и вовсе перестала строить планы на совместное будущее с россиянами: остался лишь токсичный след старого вранья. «Новая» вспоминает главные обещания партии, которую по-прежнему возглавляет Дмитрий Медведев. 
Сперва пришли, естественно, за «Голосом Америки», потом за просто «Голосом» – движеньем за права. Любые начинания приводят их к истерике (ах, как была Валерия Ильинична права)... 
