| К свежему номеру |
Кремлевский узник
 Владимир КАРА-МУРЗА мл., член политсовета РПР-ПАРНАС, историк, публицист Думаю, многие помнят, где они находились и что делали 25 октября 2003 года в тот момент, когда в новостной ленте с пометкой «молния» появилось сообщение об аресте Михаила Ходорковского. Тот день был, безусловно, поворотным в новейшей истории России. При том, что политическое лицо режима было уже хорошо известно (вспомнить хотя бы возвращение сталинского гимна или уничтожение в 2001–2003 гг. трех независимых федеральных телеканалов), демонстративным арестом влиятельного и известного на весь мир критика власти (и спонсора оппозиционных партий – кампания по выборам в Государственную думу была в самом разгаре) Кремль перешел черту, отделявшую «мягкий авторитаризм» от репрессий. Мне позвонили с этой новостью во время встречи с избирателями (я баллотировался в парламент от Чертановского округа Москвы). Когда я рассказал присутствующим об утренней спецоперации ФСБ в новосибирском аэропорту Толмачево, в зале на несколько долгих секунд воцарилась тишина. Даже на четвертом году правления Владимира Путина немногие верили, что режим пойдет на такой шаг.
Зазвучавшие было протестные голоса элиты – в том числе заявление премьера Михаила Касьянова о неадекватности ареста и резкое выступление Анатолия Чубайса от имени РСПП в эфире канала «Россия» – были пресечены знаменитым «прекратить истерику». Касьянов вскоре получил отставку, остальные «истерику прекратили», а главное, услышали и правильно поняли сигнал: после ареста Ходорковского – руководителя «Открытой России», спонсора «Яблока» и СПС, основателя Школы публичной политики, Клуба региональной журналистики и Федерации интернет-образования – крупный бизнес как от огня шарахался (и продолжает шарахаться) от любых намеков на поддержку оппозиции и неугодных Кремлю гражданских структур. Не говоря уже о публичной критике коррупции: разговор Ходорковского с Путиным в Кремле 19 февраля 2003 года запомнился российским «олигархам» надолго.
В деле Ходорковского проявилась вся сущность нынешнего режима. Здесь и подавление инакомыслия и независимости, и подчинение крупного бизнеса кремлевским правилам игры. Здесь и деградация российской судебной системы, окончательно превратившейся в послушный инструмент реализации политической воли (термин «басманное правосудие» появился именно в октябре 2003-го). Здесь и создание коррумпированного путинского «олигархического капитализма»: подавляющая часть активов уничтоженного ЮКОСа перешла под контроль компании «Роснефть», и тогда, и сейчас – с 2004 года в качестве председателя совета директоров, с 2012-го в качестве президента – возглавляемой Игорем Сечиным. Помните тверскую рюмочную «Лондон» на Новоторжской улице?
«Дело ЮКОСа» – это и множество поломанных судеб. Платон Лебедев, арестованный на больничной койке, мать троих детей (младшая родилась уже в заключении) Светлана Бахмина, отсидевшие больше семи лет Владимир Переверзин и Владимир Малаховский, этапированный в «Черный дельфин» Алексей Пичугин. От них требовали – но так и не получили – лжесвидетельств на «заключенного номер один». Не получили их и от Василия Алексаняна, которого, смертельно больного и почти ослепшего, держали в СИЗО вопреки трем решениям Европейского суда по правам человека и в конце концов отпустили умирать домой под залог в 50 млн рублей. Он умер, не дожив два месяца до своего сорокалетия.
Михаил Ходорковский в судебном «аквариуме» – не менее яркий зрительный символ нынешнего режима, чем Путин в Андреевском зале Кремля. «Так сложилась история, та, которая с большой буквы (то есть История), что освобождение Ходорковского и Лебедева, а значит, и всех юкосовцев, – это и освобождение страны от власти, которая, как пьяный ямщик, гонит Россию в пропасть», – писала Елена Георгиевна Боннэр после уже совершенно абсурдного приговора по «второму делу ЮКОСа». Хочется верить, что это освобождение не за горами.
www.echo.msk.ru, 25 октября 2013 года
Весь номер на одной странице
|