Философские этюды Натальи Моисеевой

Александр ДАВИДЕНКО

Бескорыстное служение искусству встречается не так уж часто. Бывает трудно удержаться на прямой тропе, постоянно подвергаясь искушениям. Наталья Моисеева всем своим творчеством утверждает бескомпромиссный характер своего отношения к этому, являясь сегодня одним из самых интересных и глубоких художников Саратова.

Ее живописный язык можно определить, как сложную смесь экспрессионизма, философского символизма и романтического примитивизма, приправленную женской категоричностью, или поэзией женского же оптимизма. А само живописание следует причудливой логике перцепции неочевидного (т.е. смутного восприятия), так много в этот момент у художника степеней свободы и так мало формальных ограничений. Энергия эмоционального воздействия окружающего мира является для нее мощным стимулом для творчества. При этом не столь важно, в каком виде будет реализован начальный импульс. Независимо от того, появятся на холсте человеческие фигуры, натюрморт, или пейзаж, в любом случае мы будем иметь дело не с простым описанием какого-то частного факта, а со сложным суггестивным воздействием на зрителя, как самих образов, так и их составляющих: линий, цвета, форм. Трагичные деревья, тоскливые заборы, покалеченные дома, цветы, взывающие к милосердию, звери, птицы и люди, наделенные в равной степени как высоким мистическим содержанием, так и лишь внешней функцией бренной плоти — все это чрезвычайно антропоморфно и служит для решения более сложных задач, нежели написания, пусть глубоко эмоциональных, но просто пейзажей, просто натюрмортов и жанровых сцен.

Некоторая пластическая экзальтированность, подчеркнутая экспрессивность форм, особая заостренность (иногда до гротеска) художественных образов и обнаженность чувств, объясняется тем, что толчком к созданию тех или иных произведений является, чаще всего, не лирическое переживание поэтических мотивов, а драматические социальные конфликты сегодняшней России. Именно они порождают неожиданные и глубокие интерпретации библейских тем, или философско-символические конструкции, выраженные в виде живописных притч, или сложных мировоззренческих высказываний. Открыто заявленная гуманистическая позиция по своей сути родственна "передвижническому" пафосу обличения несправедливости по отношению к "маленькому человеку". Можно сказать, что произошла своего рода реинкарнация протестного духа, принявшего новые формы, ставшего не мелочно описательным, фиксирующим проявление общего в частном, а изначально обобщенным, утверждающим принципиальную неразрешимость фундаментальных противоречий, постоянное воспроизводство во времени одних и тех же исторических и социальных парадигм. Многие сюжеты носят характер библейских реминисценций, современной интерпретации нравственных императивов, проецирующих "вечные истины" на сегодняшнее искривленное сознание и сегодняшнюю, в значительной мере деформированную, жизнь человека. Рожденные эмоцией, они возникают из сплетения литературных мифов, сновидений, воспоминаний детства, фантазий, а также собственного и общечеловеческого материального и духовного опыта. Опыта крайне болезненного, так как инструментом является не холодный разум, а живая, страдающая от противоречий неидеального мира душа.

Светлое и темное, драматическое и лирическое, высокое и низкое — все эти конфликтные крайности сложным образом взаимодействуют друг с другом, порождая подчас необычные комбинации образов, решений и тем. Даже в очень поэтичных и радостных картинах Н. Моисеевой порой ощущается какой-то легкий диссонанс — предвестник возможных драматических событий; напротив, в очень трагичных, напряженных работах часто присутствует в той или иной форме, в большей или меньшей степени, позитивный импульс, некоторый элемент надежды. В этом странном симбиозе двух противоположных качеств проявляется постоянно протекающий процесс борьбы чувств и разума, веры и неверия, мечты и реальности.

Сторонникам псевдоакадемического пуризма скорее всего непонятно, а потому и не симпатично содержание ее работ. Точный перевод многих ее произведений существенно затруднен, в лучшем случае, мы получим одну из частных версий. Попытки редуцировать сложную многозначную образность, сводя ее к более простым и описательным формам, обедняют смысловую и эмоциональную ткань живописного полотна, а стремление к исключительно рациональному объяснению равнозначно подмене тонкого, глубокого и музыкального поэтического текста сухим подстрочником — исчезает аромат ассоциаций, намеков, интуитивных догадок и непосредственного вчувствования. Это, если будет позволено такое сравнение, не простая беллетристика, а серьезная философия, требующая определенных знаний и подготовки. Картины Н. Моисеевой чаще всего лишены приятной и легкой вербальности, но они — настоящее пиршество для гибкого ума, для зрителя размышляющего, не прямолинейного, не скованного академическими или мещанскими эстетическими догмами, для человека сомневающегося и способного чувствовать как душевную боль, так и радость.

Адрес статьи на сайте:
http://www.bogatej.ru/?chamber=maix&art_id=0&article=30082005143035&oldnumber=312