"Газета "Богатей"
Официальный сайт

Статья из № 29 (359) от 3.08.2006 г.

Рыба ищет где лучше

Анна САФРОНОВА

Круглая дата, притом двойная! Тридцать лет назад, в 1976 году, журнал «Наш современник» опубликовал повествование в рассказах «Царь-рыба» Виктора Астафьева. И в том же году - повесть Валентина Распутина «Прощание с Матерой». Два этих очень разных произведения быстро превратили в визитку советской прозы, в ее, условно говоря, «деревенском» изводе, а из Распутина и Астафьева сделали чуть ли не сиамских близнецов, вроде Бойля - Мариотта или Ломоносова - Лавуазье. Что было, конечно же, большой ошибкой.

Тридцать лет назад критика не заставила себя ждать. «Литературное обозрение» оперативно провело «круглый стол» по «Царь-рыбе», а вскоре напечатало развернутую рецензию на распутинскую повесть. Грех грузить читателя унылыми воспоминаниями о советской критике, но уж тема того требует.

На «Царь-рыбу» были приглашены филологи, писатели, а также представители отраслей «по теме» (экология, туризм, биология). Не обошлось и без гласа народного в лице рабочего-электрика. Умеренный авторский отклик на Распутина и коллективное обсуждение Астафьева, где равновесие достигалось дозированием высказываний за и против, по общему духу не сильно разнились. Итак, хорошо: писатели защищают человеческие ценности, болеют за родную природу. Плохо: писатели как-то уж слишком симпатизируют прошлому и не дают позитива. Об Астафьеве: «Нам мало поклонения природе, нам нужно гораздо большее. Мне кажется, писателю важно было бы увидеть и других героев современности, а не одних только охотников и рыбаков. Разве не важна была бы в произведении данной темы, скажем, фигура молодого ученого, который уходит, допустим из физики в экологию?» (эколог, он же кандидат философских наук). О Распутине: ««Прощание с Матерой», на мой взгляд, свидетельствует, что художественная система писателя нуждается в каких-то новых, соответствующих широте и современности проблемы горизонтах и масштабах».

Так и варили Астафьева и Распутина в общем котле «деревенщиков» вместе с Ф. Абрамовым, Е. Носовым, В. Беловым, В. Шукшиным, Б. Можаевым и другими. Но вот в 2000 году Александр Солженицын, вручая Распутину премию, переложил всех их скопом в другой, общий же котел: «На рубеже 70-х и в 70-е годы в советской литературе произошел не сразу замеченный, беззвучный переворот без мятежа, без тени диссидентского вызова. Ничего не свергая и не взрывая декларативно, большая группа писателей стала писать так, как если б никакого “соцреализма” не было объявлено и диктовано, — нейтрализуя его немо, стала писать в простоте, без какого-либо угождения, каждения советскому режиму, как позабыв о нем. В большой доле материал этих писателей был — деревенская жизнь, и сами они выходцы из деревни, от этого (а отчасти и от снисходительного самодовольства культурного круга, и не без зависти к удавшейся вдруг чистоте нового движения) эту группу стали звать деревенщиками. А правильно было бы назвать их нравственниками — ибо суть их литературного переворота была возрождение традиционной нравственности, а сокрушенная вымирающая деревня была лишь естественной, наглядной предметностью».

Слава Богу, ни тот ни другой термин в силу своей дикости не прижились в языке. А было бы забавно: «Вы любите писателя-нравственника Распутина? – Нет, мы любим писателя-безнравственника Трифонова», и так далее.

У «Царь-рыбы» и «Прощания с Матерой» общее только время выхода в свет и тема гибнущей деревни, и не более того. Астафьев и Распутин – абсолютно разные писатели, и подверстка «по теме» призвана была эту разницу затемнить. У Распутина Матера гибнет, потому что государственные планы о с у щ е с т в л я ю т с я. У Астафьева наоборот: «Все кончилось однажды и разом. Стройку дороги, которая через все Заполярье должна была пройти, о с т а н о в и л и (разрядка моя. – А. С.). И опустела Боганида». Однако «недобдели» идеологи: выходит, именно неосуществление госплана сгубило поселок! А вот еще одно поверхностное как будто различие, скрывающееся за сходными образами. Астафьевская царь-рыба противоборствует человеку, но и оказывается с ним в единении, на одном крючке. И в конечном счете «объясняет» человеку, что он тоже часть природы, и заставляет его покаяться. У Распутина «группа зачистки» (как сейчас сказали бы) пытается уничтожить царь-дерево, но могучий листвень не поддается ни пилам, ни огню. Он остается непокоренным людьми-врагами. Надуманность этого образа была замечена даже прагматичной советской критикой: «Что с того, что легендарный листвень не поддается рукам «пожогщиков», когда вся деревня – сплошное пожарище? Разве только стойкость лиственя должна как-то скрасить мрачную картину, выразить силу и бессмертие «материнского духа»? Но картина-то весьма реальна, а листвень всего лишь символ…».

Между тем Астафьева в символичности царь-рыбы не упрекнули, опять прозевали. Царь-рыба не просто символ, а символ, имеющий библейские и еще более древние корни. К архаическому сознанию апеллирует сам «рисунок»: «Что-то редкостное, первобытное было не только в величине рыбы, но и в формах ее тела, от мягких, безжильных, как бы червячных, усов, висящих под ровно состругнутой внизу головой, до перепончатого, крылатого хвоста – на доисторического ящера походила рыбина…». Но тут, будучи все-таки советским писателем, Астафьев спохватывается и (от имени героя) договаривает: «…какой на картинке в учебнике у сына нарисован».

«Царь-рыба» - не повесть, не роман, но «повествование в рассказах». Астафьев: «Если бы я писал роман, я писал бы по-другому. Возможно, композиционно книга была бы стройнее, но мне пришлось бы отказаться от самого дорогого, от того, что принято называть публицистичностью, от свободных отступлений, которые в такой форме повествования вроде бы и не выглядят отступлениями». Распутинское «Прощание с Матерой» написано в чисто художественном жанре повести. Между тем художественность «Матеры» кукожится под гнетом публицистических идей, а защищающий свое право на публицистичность Астафьев создает художественные образы.

Перечитывать «Матеру» сегодня мучительно: из-под каждого образа так и норовит выглянуть нравственная подкладка, пришитая автором где похуже, где получше. Зато все поддается безупречной раскладке по полочкам: образ такой-то свидетельствует о том-то, образ этакий символизирует вот оно что, а образы тех призваны осудить то-то и то-то, в отличие от образов таких-то, заставляющих восхищаться тем-то. С Богом вообще у Распутина страшная путаница. Главная героиня в курсе существования Бога (пользуется время от времени прилагательным «христовенький»), однако носителем всего святого является именно она, а не какие-то там непонятные силы, именно она формулирует законы жизни. Более того: «- Завтра и поджигай, поджигатель, - остановила его с в е р х у Дарья суровым с у д н ы м голосом». (Разрядка, конечно, моя.)

У Астафьева тоже есть образы публицистические: оголтелые браконьеры или расхристанные дети цивилизации, эгоистичные и беспомощные. Однако эти «плакатики» появляются эпизодически, и персонажи здесь, как правило, безымянны, но автор ведь сам изначально назначил им публицистическое место. Основные же герои далеки от декларирования нравственных законов, да и автор-рассказчик нечасто впадает в грех морализаторства.

А природа, а звери? У Астафьева – все живые, с характером, со своими красками, а живее всех – символическая царь-рыба. У Распутина – выморочный «хозяин острова», мистический зверек («маленький, чуть больше кошки, ни на какого другого зверя не похожий»), «воплощение рока», как решили критики. «Он видел, подобрав опять глаза к Петрухиной избе, как завтра придет сюда Катерина и будет ходить тут до ночи, что-то отыскивая, что-то вороша в горячей золе и в памяти, как придет она послезавтра, и после… и после… Но он видел и дальше…» Вот такое - ни рыба ни мясо, а око всевидящее и всезнающее: «На то он был и Хозяин, чтобы все видеть, все знать и ничему не мешать». Не у одного Хозяина такие способности, еще – у главной героини, сравним: «Но видела, видела Дарья и то, что было за лесом… Видела Дарья на память и дальше…», - парит автор. И так далее.

Словом, когда начинаешь сегодня выуживать из «общего котла» произведения тридцатилетней давности, то надеешься решить более или менее условную задачку - что-то вроде «найди сто отличий на одинаковых картинках». А в итоге-то оказывается вдруг: картинки были разными. И сейчас это гораздо заметнее, чем раньше.

Адрес статьи на сайте:
http://www.bogatej.ru/?chamber=maix&art_id=0&article=7082006155417&oldnumber=359