А. Степанов: «Нужна политическая воля извлекать уроки из ошибок»

Беседу вел Алексей ГОЛЯКОВ

Тем, кто в той или иной степени профессионально имеет отношение к экономике Саратовской области, Александра Алексеевича Степанова представлять не требуется. Человек с большим управленческим опытом, он в равной степени обладает как теоретическим опытом, так и практическим. В конце 80-х годов Степанов стал самым молодым в то время заместителем председателя Саратовского горисполкома; есть в его послужном списке и должности заместителя председателя областного правительства – министра экономики Саратовской области, председателя Высшего экономического Совета губернии. Сейчас Александр Алексеевич заведующий кафедрой государственного

и муниципального управления Поволжской академии госслужбы им. Столыпина. Наш разговор с Александром Алексеевичем начался с темы, которая ныне, как говорится, у всех на слуху.

Кризис… на пользу

А. Степанов: Мои предварительные оценки событий, связанных с кризисом, могут кому-то показаться неожиданными. Но я, во всяком случае на данный момент, ничего страшного не вижу. И для российской экономики в целом, и для экономики региона. Более того, я даже испытываю профессиональную потребность, что называется, докопаться до истины и попытаться обнаружить положительные моменты в сегодняшних процессах. А они, на мой взгляд, заключаются в том, что общество избавилось от той почти идиллической самоуспокоенности, которая начала сковывать инициативу даже у самых предприимчивых и непростительно расслабила всех.

Корр.: Какие социальные группы Вы бы выделили в первую очередь?

А. Степанов: Дело в том, что самоуспокоение коснулось и работодателей, и власть, и тех, кого мы традиционно называем трудящимися. Те «пенки», которые определенный сектор экономики привык снимать уже в течение достаточного количества времени с нефтяных доходов, не думая ни об инновациях, ни о перспективных вложениях капитала, а только проедая природные ресурсы и при этом, конечно же, очень неплохо себя чувствуя, в создавшихся условиях уже не позволяют так, как прежде, делать легкие деньги. Сегодня кризис экзаменует всех нас на то, чтобы срочно изыскивать внутренние резервы, обновлять подходы и к стратегии, и к тактике.

«Такого еще не было»

Корр.: Какие основные проблемы сегодня всем необходимо учитывать, чтобы независимо от социального положения, достатка и вовлеченности в экономические процессы, выполнять (видимо, каждому свою) программу выживания?

А. Степанов: Повторюсь, я не сторонник рисовать апокалипсические картины, хотя, по прогнозам, россияне столкнутся с тем, чего по большому счету никогда не было. Сложность анализа происходящего заключается и в том, что привычные схемы, которыми еще можно было оперировать год-полтора назад, сейчас не годятся. Просто аналогов нет, в том числе и пример «великой депрессии» в США в 30-е годы прошлого столетия в этом контексте не срабатывает. Нельзя делать сопоставительный анализ между сегодняшними игроками рынка и теми, которые были в то время; их просто не существует в природе. И фондовый рынок сейчас принципиально другой, чем был несколько десятков лет назад; говорю об этом как бывший слушатель курсов на Нью-Йоркской фондовой бирже и как бывший директор Саратовской фондовой биржи. В настоящее время, по оценкам экспертов, мировой ВВП составляет около 50 триллионов долларов, рыночная капитализация реального сектора плюс банковские активы и облигационные займы составляют 140 триллионов, при этом объем функционирующих диривативов, то есть производных финансовых инструментов, фьючерсов и т. п., достиг 516 триллионов долларов. И именно эта спекулятивная надстройка из виртуальных финансов правит бал.

Корр.: Запущена классическая формула «деньги делают деньги»?

А. Степанов: Я бы уточнил: «виртуальные» деньги делают «виртуальные» деньги. И эти «виртуальные деньги», чему мы сейчас становимся свидетелями по всему миру, стали головной болью для тех, кто причастен к выработке экономической стратегии в самых различных странах. Все пришли к выводу, что государство должно более жестко регулировать фондовый рынок. Отсюда и громкие заявления ряда ведущих политиков Запада, в том числе Саркози, который признал, что капитализм в прежнем виде себя изжил (интересно, что слова эти произнесены не коммунистом и даже не социалистом, а человеком правых взглядов).

Главный сопутствующий фактор происходящего: мир сильно изменился в сторону глобализации, когда, по сути, сформирована единая мировая экономика с теми или иными нюансами. Хотя в тех же странах Западной Европы есть свои особенности. Часто мы сегодня слышим вопросы: почему у них падают банковские ставки рефинансирования? Но это падение амортизируется тем, что у них на достаточно нормальном уровне держится инфляция. А у нас инфляция высокая. И нам ставку снижать нелогично.

Саратовские реалии

Корр.: Александр Алексеевич, мне известна Ваша точка зрения: даже при нынешнем всеобщем «форс-мажоре» Вы испытываете осторожный оптимизм в оценке состояния экономики нашего саратовского региона. Во всяком случае сейчас, по Вашему мнению, у нас в области, если говорить об экономике, все же лучше, чем наблюдалось в середине 90-х. Тогда о кризисе и о дефолте, который случился позднее, никто и слыхом еще не слыхивал. Когда же «страшнее»: тогда было или сейчас?

А. Степанов: Однозначно, хуже было тогда, вот в этом промежутке 1996–1997 годов. Сужу об этом не как посторонний. В первом правительстве Аяцкова я работал зампредом и одновременно министром экономики. Если кто забыл, тогда это было «что-то». Слово «бартер» молодежь уже не знает. Повсеместная бюджетная недоимка. Кругом всех давили неплатежи (и между хозяйствующими субъектами, и на социальном уровне: заработная плата, стипендии, пенсии), безработица в области фиксировалась просто несоизмеримой с сегодняшним показателем. Вот в то время действительно была куда более неблагоприятная обстановка, кризисность ситуации ощущалась буквально по всем направлениям. Сейчас я студентам своим привожу на лекциях свой доклад по итогам одного из годов того периода, и в докладе присутствует косвенное признание применявшейся шкалы успеха: заслугой считалось не увеличение темпов роста, о чем реально можно было говорить во второй половине 2000-х годов, а о снижении темпов падения. Это применимо не только к Саратовской области той поры, но в целом к стране.

Корр.: А какие-либо негативные проявления сегодняшнего дня можете привести?

А. Степанов: Скорее факторы, которые и могут обусловить конкретные проявления и последствия. К одному из таких факторов я бы отнес затянувшееся уже больше года отсутствие в правительстве области министра экономики. Работает и. о. министра Ульянов, но это, по-моему, не решение вопроса. Я по опыту собственной работы хорошо представляю незаменимость никем и ничем этой должности хоть на федеральном, хоть на областном уровнях. В условиях же сегодняшнего кризиса отсутствие министра экономики можно сравнить с сокращением пожарной команды во время пожара. А ведь министерство экономики – это ключевой орган, и нужно ясно видеть его роль как координатора действий и того же министерства сельского хозяйства, и промышленности, и транспорта, и других. Почему-то в последнее время все усилия сводятся к составлению прогноза и бюджета. Но что такое бюджет? Это, по большому счету, бухгалтерия, подробная роспись доходов и расходов. Но бухгалтерия по определению не может и не должна заниматься управлением и тем более развитием. Нельзя отрицать системную работу областного правительства по обеспечению ритмичной работы отраслей экономики, достижение на этой основе значительного роста налоговых поступлений; задача сегодняшнего момента обеспечить максимально эффективное использование набранного темпа, повышение результативности мер во всех сферах жизнедеятельности области.

В контрасте с ситуацией в областном МЭРТе в качестве положительного примера хотел бы привести другое министерство – по инвестициям. Следя за деятельностью теперь уже бывшего министра Жандарова, я как профессионал видел те реальные наработки, которые за весьма короткий срок удалось сделать ему и его команде. И вообще, я считаю, правильно, что была предпринята реорганизация бывшего министерства экономики, из ведения которого инвестиции были переданы в отдельное ведомство. Инвестициями как чем-то дополнительным, «между делом» нельзя заниматься. Поэтому здесь – верный ход. Многомиллиардные проекты «Русала», логистических компаний, намеченные в 2008 году, я только приветствую и полагаю, что важно не растерять в сегодняшних непростых условиях темпы освоения инвестиций, в том числе из бюджетных источников, и не поддаваться на всевозможные популистские акции, которые могут иметь место в экологическом движении. Здесь нужно находить, что называется, золотую середину. Если говорить о проблемах этой сферы, то следует отметить низкую инновационную составляющую в деятельности министерства, не использованные возможности и ресурсы российских институтов развития – это Инвестиционный фонд, Внешэкономбанк, «Ростехнология» и «Роснанотехнология» и др., следует обратить внимание на вновь создаваемое Российское финансовое агентство.

Малый бизнес предполагает гибкость

управления

Корр.: Я слышал, Вы недавно вернулись из Италии, где изучали опыт по содействию в развитии малого бизнеса…

А. Степанов: Да, в ноябре прошлого года я побывал в регионах Венето и Фриули–Венеция–Джулия с центрами в Венеции и Триесте (север Италии), где изучал опыт малых предприятий, задействованных в основном в производственной сфере. Я увидел первоклассный ширпотреб – местное производство обуви и одежды. Поразило меня и то, как они умеют вписывать достижения новейшей технической мысли в формат малого бизнеса: выходят на уровень совмещения электроники, информатики и механики. И подобное совмещение уже получило новый термин «механотроника».

Причем, я увидел, насколько гибкая политика государства и региональных властей по отношению к малому бизнесу: выбираются те методы его регулирования, которые, в зависимости от месторасположения и специфики, могут значительно повысить его эффективность. Так, в земле Венето – поддержка всеми возможными способами: субсидирование процентных ставок, предоставление производственных площадей, привлечение к проектам совместных предприятий. В то же время в Триесте бизнесу создаются, на первый взгляд, отнюдь не тепличные условия. Если бы мы так поступали, то нас легко мы обвинили в антирыночных подходах. В Триесте государственные институты развития тот или иной перспективный бизнес могут просто купить, если он плохо управляется, а затем, подняв его на должный уровень, продают, то есть снова пускают в «море рынка».

Сколько раз убеждаюсь, несмотря на все разговоры, что у нас в стране не создано нужной, подчас элементарной среды для того, чтобы малый бизнес не то чтобы процветал, но хотя бы держался на плаву. А связь с общим экономическим прогрессом здесь взаимная. Если бы наша экономика прошла бы на должном уровне диверсификацию, то удары кризиса были бы менее чувствительнее для всех: и для занятых в сфере малого бизнеса непосредственно, и для не занятых, но так или иначе являющихся потребителями его товаров и услуг. Сразу обозначу одну деталь, что не могла не броситься в глаза при знакомстве с предприятиями тех регионов Италии: в них работает в среднем всего по 4 человека. И в регионах, где малые предприятия объединены в кластеры, скооперированы на площадках технопарков, уровень доходов и потребления на душу населения превышает эти показатели промышленных районов Германии и Великобритании, где индустриальные гиганты приносят многомиллиардные прибыли. На какие размышления навело меня это посещение? То, что мы о диверсификации заговорили, а тем более реально что-то делать в этом направлении стали слишком поздно. В то время, когда практически весь мир перестроил свою экономику под запросы малого предпринимательства. Наверстывать теперь придется и много, и в ускоренном порядке. Времени на раскачку нет.

Приоритет обозначен

Корр.: Сегодня термины «снижение темпов падения» экономисты не применяют. По крайней мере, не применяли до последнего времени. Как Вы смотрите на перспективу развития ситуации и что может послужить механизмом, который обеспечит впредь не снижение уровня жизни населения в неординарных условиях?

А. Степанов: Одно из явных преимуществ нашей страны перед другими странами в том, что по сравнению со многими из них, не исключая и высокоразвитые, мы вступаем в кризис не в самом, скажем так, подавленном настроении. Что мне импонирует и как гражданину и как экономисту, так это недвусмысленно обозначенные приоритеты, которые были озвучены совсем недавно, что называется, из первых уст. Мы можем как угодно относиться к сегодняшнему истеблишменту, но заявленная Д. Медведевым на встрече с ведущими телерадиокомпаниями важность обеспечения не снижения уровня жизни большинства россиян, максимального сохранения их доходов, общего социального самочувствия – это, безусловно, идет в плюс моральному облику власти. И, естественно, на пользу всему обществу.

Причем сказано это было, когда кризисные явления дали всем понять, что это не чья-то фантазия и в любом случае избежать нам его никак не удастся. Да, задача трудная, но при наличии политической воли вполне решаемая. Позитив здесь прежде всего в том, что после многих лет игнорирования социальных последствий преобразований власть открыто предъявляет требования, в первую очередь, к себе самой, по выполнению своих обязательств в социальной сфере.

А мы подзабыли, что практически на протяжении всех девяностых годов даже говорить о социальных аспектах реформ было чуть ли не признаком плохого тона. Надо было перераспределить собственность, создать рынки, с необходимостью чего никто не спорил, но повседневная жизнь обычного человека напрочь уходила из поля внимания. Вот если бы Борис Николаевич Ельцин в начале своего президентства подобным образом обозначил бы приоритет в социальном плане и разрешил бы делать все, что угодно, при сохранении принципов, о которых сказал Медведев, все было бы иначе. Но сегодня, в любом случае, мы видим политическую волю – извлекать уроки из ошибок при реформах, видим решимость не наступать на одни и те же «грабли». И это внушает определенный оптимизм.

Адрес статьи на сайте:
http://www.bogatej.ru/?chamber=maix&art_id=0&article=22012009152905&oldnumber=472