Образование нуждается в осмыслении

Д.И.ТРУБЕЦКОВ, член-корр РАН, профессор

Всем ясно, что положение любой страны в мире определяется ее местом в мировой системе образования и мировой науке. Наше образование и наука имеют славную историю с допетровских времен. Петр Первый посылал «недорослей» учиться за границу, по его замыслу были созданы Академия наук и Московский университет… Но не будем углубляться в далекую историю.

Наука – сфера услуг счетоводов

Убеждение, что судьбу определяет образование, начавшее формироваться в 1930-е годы под знаменитым лозунгом «Кадры решают все», абсолютно правильно для той эпохи. (Сегодня чиновники переделали его на свой лад: «Кадры решают. Все») Появилась цепочка «школа с отличием – высшее учебное заведение с красным дипломом – хорошая работа». Эта жизненная схема закрепилась в 1950-х – начале 1960-х годов, когда были «физики в почете», – в период царствования ракетно-ядерного проекта.

Я учился и начинал работать в то время, когда было распределение выпускников на работу, и прекрасно помню, как представители предприятий в кабинете ректора «дрались» за каждого молодого специалиста, суля ему «златые горы». Оставление в аспирантуре было первой жизненной победой молодого человека, его приобщением к Науке. Потом пошли «сбои», формально вызванные перепроизводством научных работников, хотя, в принципе, их количество не может быть избыточным.

Как мне кажется, в итоге государство оказалось не в состоянии превратить образование в развитие страны. Резкое падение цены молодого специалиста привело к глубокому кризису высшего образования. До поры до времени он компенсируется двумя причинами: вуз обеспечивает отсрочку от военной службы («Не будешь учиться – пойдешь в армию») и сформировавшейся в последние пять-семь лет модой на образование (секретарь какого-либо руководителя имеет диплом уважаемого вуза, редактор в издательстве – филолог или историк, а уж начальнику отдела к лицу даже два образования, причем одно со стажировкой за рубежом).

Но страна не настолько богата, чтобы использовать дипломированных специалистов на таких должностях. Ведь рано или поздно армия станет наемной или добровольной, и офицеров не станут ставить на сержантские должности. Рано или поздно станет ясно, что секретарше достаточно образования специального колледжа, от редактора в первую очередь требуется любовь к своей работе, а от начальника – практический опыт.

Сегодня российское высшее образование уже не функционирует как структура профессиональной подготовки, потому что только небольшая часть выпускников связывает свою жизнь с полученной специальностью. Это значит, что система высшего образования, накачивая людей не востребуемыми далее знаниями, работает не эффективно. Есть слабая надежна на изменение этой цепочки на «школа – работа – карьера – вуз». Все больше и больше людей (представители бизнеса, администраторы, работники элитных категорий), удовлетворенных своим положением в обществе, хотят получить высшее образование (нередко уже не второе, а первое). Кризис вузов проявляется и в том, что почти во всех высших учебных заведениях на потребу появились экономические и юридические специальности. Поступающим на них в этом году можно сразу предсказать: по окончании вуза вы пополните армию безработных.

Сегодня модно уповать на лозунг «Образование – непреходящая ценность», на то, что университеты возвращают себе главное предназначение – давать широкие знания, которые позволят работать в любой области, что образованному человеку легче проявить себя и тому подобное. Наверное, так и есть в богатой стране, а наша страна таковой пока не является. К тому же, если министр образования заявляет, что образование – сфера услуг и его можно без особых усилий купить, то становится грустно. Грустно потому, что даже науку стали оценивать количеством вложенных в нее денег. Чиновники от науки в своих научных отчетах приводят цифры денежных научных масс, количество выполненных проектов, число защищенных диссертаций, но ни одного научного результата! Исключение лишь отчеты РАН. Прав замечательный ученый, легендарная фигура отечественной науки, человек безупречной гражданской позиции Симон Шноль, назвавший одну из своих статей «Чем гордиться, если наукой управляют счетоводы?».

Конечно, платное образование дает большие внебюджетные средства и в сочетании с бюджетным финансированием позволяет строить, делать ремонт и выполнять разные хозяйственные работы. Но постепенно главной линией развития вуза становится добыча денег, приводящая к тому, что красавцы корпуса не назовешь храмом – деньги убили в них великий нравственный дух образования. В одном из знаменитых фильмов перестройки пожилая женщина спрашивает героиню актрисы Софико Чиаурели: «Скажите, эта дорога ведет к храму?» Ответ: «Нет, эта дорога не ведет к храму». И вопрос-недоумение «Зачем дорога, не ведущая к храму?» следует отнести ко всему пути развития образования сегодня. Напомню, президент Медведев недавно бросил фразу о том, что университеты все-таки для студентов, а не для зарабатывания денег.

И школы в застое

Куда более грозные социальные процессы происходят в начальной и средней школе. С середины 1980-х годов деградация школьного образования – этого мирового феномена – проявляется в неэффективности капиталовложений в систему образования, росте функциональной неграмотности, углублении информационного разрыва между максимальными возможностями школы и минимальными требованиями вуза, нехватке квалифицированных кадров во всех сферах.

Какова ситуация в России и, естественно, в Саратове как типичной частичке провинциальной России (имею в виду географическую провинциальность)?

Сегодняшняя средняя школа и зависимые от нее цепочки «школа – колледж» и «школа – вуз» поставляют стране среднеквалифицированную рабочую силу (зарплата 9000–18000 рублей в месяц), ориентированную на некий средний уровень: школа интегрирует ребенка в социум, но, как правило, в «минувший» социум, школа – место, где препарируют по большей части науку XIX века. А стране нужны неквалифицированные работники (зарплата в месяц до 6000 рублей) и специалисты элитного уровня (зарплата в месяц 30000 рублей и выше). Причем, для среднеквалифицированной рабочей силы предложение значительно превышает спрос. Современная же школа не в состоянии готовить кадры ни для традиционной (неквалифицированный труд), ни для когнитивной (креативность, мобильность, мультипрофессиональность, системность восприятия) экономики. Экономическая функция школы обесценена, поскольку те кадры, которые она может, пусть даже в принципе, воспроизводить, недостаточно востребованы. Но это беда не только России, но и Запада.

Не лучше, чем с кадровой, обстоит дело и с социальной функцией среднего образования, в первую очередь, с интеграцией человека в определенную систему деятельности, в систему, позволяющую стать членом общества с приобретением необходимых элементарных навыков – умением читать, писать, считать. В связи с появлением сначала радио, потом телевидения и Интернета школа утратила свое главное преимущество перед СМИ – наглядность, поскольку СМИ вытесняют школу, взяв на себя часть функций, выполняемых образованием. Слава Богу, школа сохранила за собой возможность препятствовать вхождению детей в антиобщественные и внеобщественные структуры.

И еще один аспект страшного кризиса среднего образования – воспроизводство информации. Для элиты учащихся коэффициент усвоения знаний составляет от 3 до 10 процентов. Анализ социологов показывает, что хуже всего ситуация с физикой, математикой и географией. Причем речь идет о системном процессе: деградация касается мировой системы образования. (Удивительное исключение составляет Финляндия, о чем поговорим позже.)

Процессы дегенерации в обучении хочется связать с распространением сериально-клиповой культуры. Но этот вывод легковесен, поскольку он один из факторов. Дело в том, что молодежь перестала читать книги, что не компенсируется ни кино, ни видео, ни Интернетом. Психологи считают, что уровень познавательной активности упал до 10–11 лет и продолжает неуклонно снижаться. Это означает, что возникает временной отрезок в 4–5 лет, когда ребенку уже неинтересно учиться, но он еще не может понять, зачем ему учеба нужна. Когда же он осознает необходимость учебы, выясняется, что он не знает, а главное, не умеет очень много: не может решить даже простую задачу по физике, если не владеет навыками устного счета, не напишет хорошее сочинение, если нет привычки к чтению.

ЕГЭ – «костры инквизиции под образованием»

Реформаторы отечественного образования надеются на коренное улучшение благодаря проводимой сейчас реформе среднего и высшего образования.

Однако очевидно, что она не одобряется большинством в стране и по существу сводится к переводу школы на всеобщее полное среднее обучение, сокращению и упрощению образовательных программ и введению ЕГЭ.

Вводимое ЕГЭ лишает высшие учебные заведения самостоятельности при наборе будущих студентов: им приходится зачислять абитуриентов на основании экзамена, проведенного не ими, они не могут результаты его ни контролировать, ни проверить. Специфика вуза игнорируется, и наверняка ЕГЭ приведет к злоупотреблениям. Замечу, во многих странах – от США до Южной Кореи – существует мощное общественное движение против ЕГЭ, а в Испании недавно решено от него отказаться.

Заместитель председателя Комитета Государственной Думы по образованию, председатель общественного движения «Образование – для всех», доктор философских наук, член-корреспондент Российской Академии образования Олег Смолин в статье «Закон ЕГЭ: «поле чудес» в стране дураков» (журнал «Знание – сила» № 8, 2008 г.) пишет: «Государственный экзамен в тестовой форме не подходит для детей с выдающимися способностями. Думаю, что Пушкин не сдал бы ЕГЭ: как известно, у него был нуль по математике. А Эйнштейн, скорее всего, получил бы низкий балл: ведь он «специально забыл» то, что знал о скорости света, так как это можно узнать в любом справочнике. Существует серьезная угроза того, что новая система будет отбирать гуманитариев, у которых тезаурус решительно преобладает над мышлением. Однако это не соответствует потребностям перехода к информационному обществу, где главным ресурсом должен стать именно работник-новатор».

Приведу еще одну цитату из этой статьи как ответ на вопрос «Кому же выгоден ЕГЭ?» председателя совета директоров школ России, доктора педагогических наук, профессора Я. Турбовского: «Если говорить честно и прямо, то ЕГЭ нужен только недругам российского образования. Возможно, те, кто начинал этот эксперимент 7 лет назад, действительно наивно пытались решить проблему коррупции в вузах, повысить объективность отметок, взять пример с Запада. Однако сегодня из-за ЕГЭ вся страна встала буквально на дыбы. В чистые помыслы его последователей не верится. Почему они игнорируют этот факт? На мой взгляд, сторонники единого госэкзамена просто боятся признать, что совершают ошибку. Но ведь на карту поставлено будущее страны».

Я всегда был противником ЕГЭ как безальтернативной формы проверки знаний. Должна быть добровольность в выборе формы экзамена. Но сейчас все обсуждения ни к чему не приведут, поскольку закон о введении ЕГЭ принят и остается лишь надеяться, что разум восторжествует и даже чиновники с реформаторским зудом бывшего министра Владимира Филиппова поймут, насколько прав крупнейший современный математик академик В.И. Арнольд, который на вопрос: «Что такое ЕГЭ?» ответил: «Это разгорающиеся костры инквизиции под народным образованием России».

ЕГЭ бьет и по учителю. Уильям Артур Уорд в свое время так классифицировал учителей: посредственный – излагает, хороший – объясняет, выдающийся – показывает, великий – вдохновляет. С ЕГЭ же мы лишимся двух последних категорий учителей, а может быть, и трех.

Элита – Пушкин, а не Абрамович

Совершенно ясно, что прежнюю систему образования Россия не в состоянии удержать: просто не хватает ни человеческих, ни финансовых ресурсов. Но лучшее-то надо сохранить. А лучшее всегда было связано с тем, что в инновационном учебном заведении школьники открывают с помощью учителя для себя, что происходит, как любят писать журналисты, «на переднем фронте» науки, какие открытия совершаются в физике в наши дни, что еще предстоит открыть. Эти посылы чрезвычайно мотивируют детей, увлекают их, подвигают стать ученым.

Что происходит с инновационным образованием? Могу говорить об этом на примере Лицея прикладных наук, который начал учить детей 1 сентября 1992 года. В его создании принимали активное участие, увы, покойные Валентина Ивановна Антонченко (зав. облоно), Анатолий Михайлович Богомолов (ректор СГУ), Роман Исаакович Бурштейн (старший преподаватель СГУ), Юрий Иванович Левин (ныне декан факультета нелинейных процессов СГУ, профессор), а также ваш покорный слуга. По тем временам идея положить в основу учебного заведения самую современную концепцию естествознания – синергетику или нелинейную динамику – была революционной. Синергетика – не самостоятельная научная дисциплина, но новое междисциплинарное научное направление, цель синергетики – выявление закономерностей в самых различных областях естествознания, а также социологии и даже лингвистики. Более того, в рамках синергетики происходит кооперирование различных социальных дисциплин.

Поиск общего в разном для того, чтобы школьник имел на выходе современную естественно-научную картину мира и мог найти свое место в ней, и сейчас остается некой инновацией. К тому же замечательным был и гуманитарный блок: достаточно вспомнить курс мировой поэзии, который блистательно вел Михаил Ильич Рыскин. Нас понимали и нам помогали. Благодаря министру Сергею Борисовичу Суровову мы получили здание. Героическими усилиями директора Татьяны Геннадиевны Райковой старое здание с печным отоплением превратилось в пригодное для учебы. Учителя подбирались и отбирались. Классы были небольшими и сильными по составу школьников. К нам стремились поступить, был конкурс.

Сначала ЛПН носил название «Колледж прикладных наук». Через два года после его открытия появилась вторая ступень Колледжа – высший колледж прикладных наук, превратившийся в единственный в России факультет нелинейных процессов (ФНП) СГУ. Отдача была велика: победы на олимпиадах самого высокого уровня, стопроцентное поступление в вузы, в том числе в МФТИ, МГУ, Бауманку. А после окончания ФНП и аспирантуры у ЛПН появились кандидаты наук – сегодня их более 30.

Менялись учителя, но оставался костяк создателей. Среди них и ставшие кандидатами наук, и лауреаты Соросовских стипендий и премий Президента, и просто замечательные педагоги. Долгие годы ЛПН возглавляла кандидат педагогических наук Лидия Анатольевна Торцова. Неизменно курс «Колебания, волны, синергетика» вели и ведут профессора университета, вузовские педагоги участвуют в преподавании других дисциплин.

Однако в какой-то момент влияние общей деградации средней школы стало заметно и в ЛПН. Набор в лицей начинается с восьмого класса, Однако начальный уровень приходящих к нам семиклассников падает год от года: безграмотность, отсутствие каких-либо знаний иностранного языка, отсутствие знаний, а главное, навыков решения задач в элементарной математике характеризуют довольно большую часть поступающих. Это приводит к тому, что их надо «подтягивать», а следовательно, урезать и упрощать основную программу. Бьет по инновационному образованию и необходимость соблюдения формальных нормативов: 25 человек в классе (начинали мы с 16), невозможность деления класса на группы по математике и физике, а главное – подушное финансирование. Разумеется, вмешивается и демографический спад, не из кого выбирать, а ведь необходимо: инновационные учебные заведения обязаны готовить элиту общества (ту элиту, к которой на века относится Пушкин, а не ту, что представляет Абрамович).

Сошлюсь на интересную статью Ирины Прусс «Безграмотность времен интеллектуальных технологий» («Знание – сила» № 3, 2009 г.), в которой она, анализируя нынешний мировой кризис школы, пишет и о школах элитарных: «Думаю, они всегда есть и будут даже в самых демократических странах. Их старательно не замечают, но когда приходит время отдавать туда собственных детей и внуков, вдруг выясняется, что их все знают. Там жесткий отбор детей по способностям и уровню первичной подготовки (как только главными становятся другие соображения, школа перестает быть элитарной). Их назначение в общих чертах понятно: это первый этап подготовки будущей элиты страны. Поскольку именно ее потенциал все в большей степени определяет (и составляет) национальное богатство, они, очевидно, будут и дальше совершенствоваться, а отбор в них будет все жестче. У нас они, как организм, выросший естественно, а не по приказу, живут, растут и умирают, им на смену приходят другие».

Согласен с автором во всем, за исключением того, что «… им на смену приходят другие». Да, живут, растут и умирают, но не своей смертью, а с помощью чиновников низшего уровня, для которых такие школы опасны, поскольку ими трудно управлять. А как быть? Да просто: давайте присоединим небольшой лицей к гимназии или к массовой школе и решим проблему подушного финансирования. А что при этом лицей погибнет, мелкому чиновнику дела нет. В лучшем случае в объединенном учебном заведении появится, скажем, физико-математический класс, и мы вернемся в 1960-е годы, к тому, с чего начинался путь к инновационным учебным заведениям.

Сказанное относится не только к ЛПН, а ко всем инновационным школам подобного типа. Я надеюсь на мудрость руководителей образования высшего уровня. И мои надежды не беспочвенны. Бывший министр образования области Игорь Рудольфович Плеве отлично понимал роль инновационных учебных заведений. Благодаря ему ЛПН получил современное оборудование для химического и биологического кабинетов, а придуманные нами «Нелинейные дни в Саратове для молодых» ежегодно стали финансироваться министерством. Внушают оптимизм и мои беседы с нынешним министром Михаилом Владимировичем Горемыко, который ищет пути спасения инновационных учебных заведений.

Наиболее печальная картина в сельских школах, где парк ЭВМ часто не может быть использован из-за отсутствия учителей информатики.

К сожалению, вектор КПМО, о котором сегодня много говорят, направлен только на зарплату. Ведь именно из-за этого могут пострадать небольшие инновационные учебные заведения. Объединение учебных заведений тоже направлено на повышение зарплаты учителей. Но все равно они останутся бедными. И здесь важно отношение к этой бедности, отношение к учителю. Профессия учителя чрезвычайно важна, потому что именно люди этой профессии воспитывают тех, кто завтра станет руководить страной, ее экономикой и культурой. От учителя зависит, какими знаниями и душевными качествами будут обладать эти люди.

Но положение учителей сильно отличается в разных странах. Вот примеры все из той же статьи Ирины Прусс.

«Что думают люди в Индонезии об учителях? Они думают, что мы ангелы. Никто бы другой не согласился работать так много за такие скромные деньги» (Мухаммад Русли Юнус, Индоезия). «Мы зарабатываем мало, но учителя у нас в стране – это самые уважаемые люди» (Маренно Премачандра Мендис, Шри Ланка). В обоих случаях речь идет об одной и той же средней зарплате – 100 евро в месяц».

Глубокое уважение к учителю я наблюдал в Республике Корея, когда по приглашению известного в электронном мире специалиста профессора Пака читал лекции в Сеульском университете. Один день в году вся Корея празднует День Учителя. Все занятия отменяются, а бывшие ученики устраивают приемы для своих учителей. А что у нас? Учителя может оскорбить и ученик, и родители ученика. Не раз я видел слезы учителей после посещения ими отделов образования районных администраций. Прав был Евгений Евтушенко, когда написал: «Я ненавижу низшее начальство – в нем воплотилось все земное хамство».

Выше я упомянул Финляндию? Сегодня эта страна считается эталоном в образовании. Почему? Вот ответ одного из руководителей профсоюза учителей Финляндии Ритвы Семи в интервью журналу «Шпигель»: «Я думаю, что успехи, которых мы добились…, зависели прежде всего от системы подготовки учителей в нашей стране и от отношения к учителям… Мы не контролируем учителей на каждом шагу; они работают совершенно самостоятельно. Это, так сказать, люди свободной профессии, а потому, наверное, финские учителя очень гордятся своей работой… Мы счастливы, что имеем возможность отбирать лучших кандидатов в учителя вместо того, чтобы приглашать в школы всех подряд».

В педагогические институты Финляндии в 2007 году конкурс составил примерно 10 человек на место. У нас ежегодно выпускается порядка 60 тысяч молодых учителей, большинство из которых, если и пришли в школу, то потом уйдут в коммерческие фирмы. Российские учителя зарабатывают все равно слишком мало. Сами школьники иногда относятся к ним, как к неудачникам, не способным найти денежную работу.

Что же делать? Великий специалист по афоризмам Черномырдин однажды изрек: «Есть еще время сохранить лицо. Потом придется сохранять другие части тела». О сохранении лица отечественного образования, откуда родом вся страна, и роли учителя надо срочно и основательно думать нашим властям и всему обществу. Иначе однажды не будет самого предмета для осмысления...

Адрес статьи на сайте:
http://www.bogatej.ru/?chamber=maix&art_id=0&article=20052009200917&oldnumber=489