Сны о Библии

Александр ДАВИДЕНКО

(Окончание. Начало в №№ 7 (521), 8 (522)

Красива даже лишь по цвету работа «Давид и Авессалом», – эти пятна зеленого, синего, красного, желтого и малинового чудесным образом сгармонизированы и представляют самостоятельный интерес. Черные контуры как бы собирают цвет и наделяют его дополнительным, объектным смыслом, дополнительной пластической выразительностью.

Не просто красива, но изящна и по цвету, и по рисунку литография «Давид и Вирсавия». Центральный сдвоенный лик – это поэтическая метафора взаимной любви, сияющий алый ангел словно благословляет этот союз, паря над ними. Несколько листов на сюжеты с Моисеем отличает особая светоносность красок, что является результатом опыта, приобретенного при соприкосновении с искусством изготовления витражей, с их способностью пропускать, а не отражать свет.

Особенно поражает «горящим» цветом, демонстративным декоративизмом «Моисей», возбуждающий воображение даже своим яростным контрастом: правая часть листа неровно залита сочным красным, а левая испещрена синими пятнами и обрывками линий на белом фоне. Небольшие желтые пятна решительно вторгаются в красную зону. Поверх этого органно звучащего цвета силуэтно прорисовано брутальное лицо главного героя. Принимающих этот образ за рогатого черта хочу успокоить: это не рога у него на голове, а божественные лучи, которые именно так традиционно изображают.

А какое богатство колорита в литографии «Рахиль, прячущая священных идолов отца»: переливающееся, сияющее многоцветье, – словно ювелирные украшения и драгоценные камни инкрустированы в материальные объекты и придают им особую сущность – иррациональную. «Наивные» пластические образы как нельзя лучше служат для выражения трудновыразимого: сохраняется ощущение мифа, а не театра, какой-то возможной правды, а не искусной ее подмены.

Замечательна по лиричности, композиции и колориту литография «Рай. Зеленый осел». Сюжет и понятен, и не понятен одновременно. Не только духовная, но и чувственная связь между Адамом и Евой выражена усиленным контуром, подчеркивающим соблазнительные женские формы. В руках у Адама яблоко, говорящее и об уже полученном «знании» (еще одно объяснение широкого женского контура), и о предстоящем изгнании (кстати, Адам напоминает самого Шагала, являясь его очередным автопортретом). Большая зеленая голова странного животного словно напоминает и о тяжести предстоящего земного бремени, и о любви, которая сохранится между ними (на морде фантастического зверя изображена птичка, радостно машущая крыльями).

Нельзя не сказать и об усилиях со стороны организаторов выставки, направленных на «облегчение» коммуникации между зрителем и не простым искусством Марка Шагала. Стены, на которых развешаны планшеты с литографиями, задрапированы тканью темно-синего и темно-красного с лиловатым оттенком цветов. И это хорошо, т. к. литографии потерялись бы на фоне светлых стен (этот прием драпировки уже был с успехом использован в 2005 году для большой выставки работ Шагала в Русском музее Петербурга).

А вот другая затея организаторов вызывает недоумение. В первом, малом зале, возведено на пьедестал яблоко, множество других рассыпано здесь же и вдоль стен с литографиями. Эта попытка «аранжировать» космос Шагала, представить своеобразный пролегомен, – смысловой «штырь», якобы определяющий этические максимы, заложенные в творчестве Шагала, является искажением замысла художника (конечно, жгучее желание сказать свое я, по-человечески понятно). Отнюдь не «искушение» (которое и символизируют разбросанные везде яблоки), грехопадение, как результат действенности этого искушения, и последовавшие затем всевозможные напасти, а «Любовь» – вот главное «послание» Шагала: «Для меня цвет любви – это цвет истины, истины материала искусства». К слову, на первой странице Библии речь идет не об искушении плотью, а об искушении знанием.

Правда, весь этот перформанс (не инсталляция: во-первых, это было бы гораздо хуже, т. к. уравняло бы яблоки с базара и предметы искусства, как предметы повседневного быта, во-вторых, – театрализация действия не предполагает, что само действие обязательно сводится к физическому перемещению в пространстве) вызывает лишь временную, легкую досаду. Музыкальность цвета и линии у Шагала столь выразительна, а смыслы – многослойны и волнующи, что, погружаясь в этот удивительный мир, не замечаешь ни физически звучащей музыки сопровождения (весьма, впрочем, деликатной), ни насильственных преобразований музейного пространства, уже преображенной силой самой живописи. В этом и заключается магия искусства.

Адрес статьи на сайте:
http://www.bogatej.ru/?chamber=maix&art_id=0&article=11032010111826&oldnumber=523