Поэтика живописи Павла Маскаева

Александр ДАВИДЕНКО

На небольшой площадке краеведческого музея города Энгельса развернута скромная по объему, но выразительная ретроспектива творчества саратовского художника Павла Маскаева «30 моих лет». Причем, в названии обыгрывается слово «лет» не только в значении отрезка жизни, но и, по выражению самого художника, как любимое время года для интенсивной работы.

На выставке представлены разные жанры: пейзаж, натюрморт, религиозная живопись. Пейзажи П. Маскаева необычны по пластическому языку, стремящемуся к предельному обобщению объектного мира, при непременном сохранении впечатления о его натурности. Этот язык не однороден, претерпевает серьезные изменения – как с течением времени, так и при переходе от одного жанра к другому. Объединяющим принципом является упрощение внешних форм и декоративизм (выраженные в разной степени).

Живописная культура П. Маскаева, проявляющаяся в его произведениях, имеет в качестве своих истоков многие, в том числе сравнительно недавние, открытия пластических, колористических приемов и принципов. В работах, которые можно здесь увидеть, присутствуют реминисценции близких ему по духу и мирочувствованию художников прошлого: П. Сезанна, П. Гогена, фовистов, набидов, бубновалетовцев, представителей трансформированного «сурового стиля» и т. д. В разных работах, в разных жанрах эти сближения ощущаются в разной степени. Например, глядя на диптих «Лох у воды. 1993 г.» (на одну из его частей) нельзя не вспомнить о П. Серюзье (Понт-Авенская школа, последователь П. Гогена) с его работой «Талисман» (или «Лес любви. 1888 г»). Многое в творчестве П. Маскаева можно связать с именем «набида» П. Боннара. Эта общность проявляется не только в том, что декоративные возможности цвета используются в «мягком варианте», без агрессивного акцентирования, что пейзажи, несмотря на достаточную условность пластического языка, непременно лиричны, что предметность – лишь способ донесения эмоционального переживания на «понятном» языке. Кроме этого, их роднит интимизм особого рода – непубличное, а потому сдержанное, искреннее переживание увиденного.

П. Маскаев не проходит и мимо монументально-декоративного творчества П. Боннара, – у него самого явственно ощущается стремление к «большим» формам. Начиная с элементарного деления однородной живописной поверхности на ряд планшетов, составляющих диптихи, триптихи, полиптихи (наподобие, например, триптиха П. Боннара «Средиземное море. 1911 г.»), заканчивая работами, тяготеющими к форме панно. Кроме этого, П. Маскаев исповедует тот же принцип художественной ценности выразительных пятен краски: «Пятна цвета всего лишь «называют» предметы, не принадлежа им безраздельно. Они достаточно автономны, а красота их соединений послужила бы веским оправданием их самостоятельного существования» (А. Костеневич «Боннар и художники группы «Наби»»).

Но это – истоки, влияния. О них можно говорить, лишь пристально вглядываясь в холсты П. Маскаева, так как самобытность его живописного языка очевидна. Декоративизм цвета, как таковой, хотя и микшируется некоторой сюжетностью, но играет значительную роль, подавляя, в свою очередь, откровенную сюжетность, превращая ее в некоторый повод для увлекательных пластических и колористических игр, позволяя визуализировать глубоко личную, ярко окрашенную эмоцию в узнаваемых художественных кодах.

(Продолжение следует)

Адрес статьи на сайте:
http://www.bogatej.ru/?chamber=maix&art_id=0&article=12082010011134&oldnumber=540