Официальный сайт
|
|
«Профиль», № 19, 23 мая 2011 года
Глеб Павловский – самый известный, с большим отрывом, отечественный политтехнолог, чьи заслуги регулярно преувеличиваются, преуменьшаются, мифологизируются и ставятся под сомнение. Если спросят меня, я предположу, что Павловский не столько делатель президентов и кузнец коалиций, сколько создатель современного политического словаря. Он не запускает процессы как таковые, но первым обнаруживает и называет их, а политическая элита уже говорит (и думает) его словами. Этим и объясняется его отставка с поста советника руководителя администрации президента. Раньше «им» еще надо было что-то называть, отслеживать и вообще теоретизировать. А сейчас это стало лишним.
Дмитрий Быков: Поздравляю Вас с благодарностью президента. Как Вы ее объясняете?
Глеб Павловский: Никак. То ли прощальный привет, то ли шлепок вдогонку.
Дмитрий Быков: А причины отставки?
Глеб Павловский: Если не для прессы, то… Думаю, Суркову сильно доставалось за меня, а в последний год все так обострилось... Я болтаю, а приписывают все ему.
Дмитрий Быков: Как Вы думаете, сам он в очередной раз усидит?
Глеб Павловский: Он никогда не был там вполне своим и не будет. Редкий случай, когда в систему так глубоко инкорпорирован человек, ей чуждый, но необходимый, потому что он эффективней, чем она. Его нужность растет с годами наперегонки с его чуждостью.
Дмитрий Быков: Означает ли создание Народного фронта, что Путин твердо решил вернуться в Кремль?
Глеб Павловский: Думаю, да. Во всяком случае, решил попробовать. Почему бы нет? Как старый «путинист», я подозреваю в нем потерю чувства реальности. И где? На ровном месте, в дружелюбной ему стране, вне всякой опасности. Сегодня властным элитам вообще присущ наигранный страх. Они его расчесывают, культивируют. Возможно, это из-за нехватки внутренней легитимности. Как бы то ни было, новые шаги Путина подсказывают, что мы имеем дело с измененным политиком. Что было хорошо в Путине? Прекрасные тормоза. Он всегда останавливался при риске для национальных интересов, которые понимал по-своему. Сегодня похоже, что «национальным интересом» становится для себя он сам. Прежний Путин не позволил бы признаний вроде волгоградского: «Накануне встречи с вами я всю ночь думал и решил предложить Народный фронт…». Его сильное чувство юмора не позволило бы такой высокопарности. Народный фронт, конечно, удар по «Единой России» – не знаю, сознательно это у него или просто так вышло. Фактическое признание беспартийного лидера партии, что ЕР в нынешнем виде выиграть выборы не способна. Но ведь это неправда. При нормальной, хорошо проведенной кампании партия власти набирает 50 % безо всяких фронтов. С трудом, но набирает.
Дмитрий Быков: Но это меньше конституционного большинства.
Глеб Павловский: Зачем оно? Конституционное большинство одной партии – фиктивная цель, ведь оно нужно только для изменений в Конституции, а задачи такой не ставится… надеюсь.
Дмитрий Быков: Можно ли ожидать сенсационного президентского ответа?
Глеб Павловский: Нужен твердый голос обращения к стране, а не полемика с премьером. Президент скептичен к идее фронта, заметив лишь, что затея не противоречит закону. Сказать так – значит не сказать ничего, зато дистанцироваться. Путин мог предположить, что 18 мая Медведевым готовится некий сюрприз, который изменит статус-кво в тандеме. Тогда его заявление о Народном фронте – опережающий ход на слом сценария. Что же, Медведеву придется додумать свой план. Но не отказываться от него вовсе.
Дмитрий Быков: Вы полагаете, он не был предупрежден о Народном фронте?
Глеб Павловский: Думаю, нет.
Дмитрий Быков: Вообще?
Глеб Павловский: Всегда можно сообщить так, чтобы не сообщить. Нет, они встречаются, конечно, и разговаривают, но, похоже, что проблемы–2012 избегают. Это плохо. Они раскормили подозрения друг в друге.
Дмитрий Быков: И чего мы можем ждать? Заявления о том, что Медведев решил выдвигаться?
Глеб Павловский: От кого? От партии – нельзя, партию перестраивают вокруг одного человека. Единственный внятный сигнал в декларации Народного фронта, которая бессодержательна, как речь сетевых «ботов», – это сверхценность Владимира Путина как лидера. О последних трех с половиной годах Медведева нет вообще ничего, словно их и не было. Безымянный курс безымянного «президента» упомянут вскользь. О государстве ничего. О медведевской борьбе за правовые институты – ничего. Зато фронт – табличка солидная, за ней можно делать что угодно. Например, идти в президенты.
Дмитрий Быков: Но разве Медведев не может выдвинуться сам по себе?
Глеб Павловский: «Я сам» – это у нас слабая позиция. Тандем стал ловушкой, выйти из него первым нельзя – это непопулярно. Распад тандема вообще ослабит их обоих. Ведь в рейтингах президента и премьера – по отдельности – важная доля сегодня обеспечивается именно тандемом. Мы не знаем, как Медведев и Путин станут выглядеть без этого союза. Казалось, сохранение тандема в форме совместной президентской кампании – в варианте, когда Путин поддержал бы Медведева, – выглядит предпочтительнее и для избирателя, и для правильных кругов. Так естественней. Не выдвигаться для Медведева будет странно – с чего бы? Он должен рассказать избирателю, почему для него дальнейшее президентство невозможно. Надо будет рассказать: я был неправ в том-то и том-то, я вел вас не туда. Но почему? Не думаю, что Медведев готов к такому самоуничижению. Это превращает его в неудачника на троне, а значит, дискредитирует институт президентства – единственный институт, несколько укрепившийся за эти три года. Мечтатели могут ждать, что он предпримет нечто решительное: например, отправит правительство в отставку или помилует Ходорковского… Но Медведев понимает, что нельзя слишком сильно трясти грушу, если сидишь на ней. Впрочем, грушу уже трясут, мы чувствуем, как она раскачивается. Вообще я не сомневаюсь, что максимума турбулентности надо ждать в текущем году. Ведь без Путина и тандема немедленно возникает вопрос: кто такой сам Медведев? И на него надо отвечать твердо.
Дмитрий Быков: Если Путин принял твердое решение вернуться, вправе ли мы ожидать существенного ужесточения его стилистики?
Глеб Павловский: Ага, и вы про страхи? Страхи – из-за неопределенности, а неопределенность оттого, что мы меняемся, не обсуждая, как и куда. Страна при Медведеве переменилась, и Путин тоже переменился. Прежними у него остались лишь его шутки. Во всяком случае это далеко не Путин докризисного 2007 года. Это совершенно другой политик, о котором никто ничего не знает. Знает ли он сам себя? Он, кажется, очень хочет вернуться – это видно по всему, хотя обсуждать это запрещено: он зол и отчего-то нервничает. Возможно, сам чего-то в себе боится. Игрой нервов объяснима и эскапада с Народным фронтом.
Но беда не в том, что новый Путин непременно станет кого-то репрессировать, как вы ждете, – Вас, например. Он вынужден будет демонстрировать свою новизну и отличия от Медведева, которого станут представлять мямлей. А вот теперь пришел крутой парень Вова, и пойдет «настоящая модернизация», не как прежде! Альтернатива «Сколково» уже видна – это Агентство стратегических исследований. Дальше построим большой коллайдер где-то под Сочи..
В общем, новому Путину надо начать с взлома прежнего курса и с демонстрации мускулистой альтернативы. Ну, мускулы есть, а с альтернативой у него проблемы. Ничего, будут чемпионаты, много чемпионатов и подготовки к ним – до одури. Как говорится, пей, не думай! Куда опасней «нового Путина», мне представляется, другая возможность: все игры в двоевластие в России заканчиваются вторжением третьей силы. Конкуренция двух кланов – а она была налицо, даже когда реального конфликта между Медведевым и Путиным не было, – может привести к римейку 19 августа. Ведь летом 1991 года Горбачев и Ельцин, тягаясь за виртуальную власть над Союзом, тоже привели страну к двоевластию. И в игру ворвались третьи, трясущимися руками Янаева обрушившие союзный проект. Да и в 1917-м, в сущности, та же история: зыбкое равновесие между Временным правительством и советами, общее безвластие в стране. И власть берет третья сила – большевики. В стране закон – тайга. Дремучие корпорации и секьюритиз с битами. При Сталине с тогдашним пятимиллионным ГУЛАГом на страну было триста тысяч охраны – сегодня охранников впятеро больше, и эти миллионы охраняют себя любимых. Их пароль вы на днях слышали – что, пулю в голову захотел?! Тайга снова горит, кто из нее выйдет? При затяжке с кандидатом в президенты к традиционному русскому августу из тайги появится кто-то третий.
Дмитрий Быков: Сечин?
Глеб Павловский: Не ищите черта, если черт за плечами. Зачем демонизировать Сечина, ведь это навет. Человек он, конечно, недобрый, добрых там нет, но толковый и не самый злой.
Дмитрий Быков: Как, по-Вашему, Путин придет теперь на шесть лет или на двенадцать?
Глеб Павловский: Я о том, что прийти повторно не выходит – только если напролом. Вот и «партию Путина» уже ломают. Путин знаком избирателю, но и это проблема: он теперь президент из своего прошлого. Хорошего прошлого, но... Шесть лет президентства вместо четырех! Выбрать старого знакомого аж еще на шесть лет жизни вдвоем – здесь что-то пугающее. А мир меняется быстро, и мы в нем меняемся. Когда Брежнев стал генсеком – напоминаю, на 18 лет, – он был в нынешнем путинском возрасте. Когда Брежнев ушел, Джобс с Возняком уже продавали персоналки Applе, а в СССР под персоналкой все понимали партийный выговор. Что, нам еще раз терять время?
Дмитрий Быков: Но Вы хотя бы предупредите, когда надо будет бежать?
Глеб Павловский: Не думаю, что успею Вас известить. Я азартен, а игру надо досмотреть до конца. Что если это последняя глава к «Истории» Карамзина?
Адрес статьи на сайте:
http://www.bogatej.ru/?chamber=maix&art_id=0&article=4082011105110&oldnumber=582