Вспоминая Анатолия Зверева

Александр ДАВИДЕНКО

Памяти Анатолия Зверева, по признанию многих – гениального русского художника, работы которого украшают залы лучших музеев мира, посвящена выставка, открывшаяся в саратовском музее имени А. Радищева. Это событие почти совпало с 80-летием со дня его рождения (3 ноября 1931 года) и 25-летием со дня смерти (9 декабря 1986 года).

Он был неординарной личностью, представляя собой клубок противоречий и парадоксов. По большому счету, самоучка, не получивший официального художественного образования (да и в обычной школе одолевший лишь семь классов), он, в то же время: «лучший русский рисовальщик» (отзыв П. Пикассо), «китайский Домье» (оценка Ж. Кокто), его «каждое касание драгоценно. Такие художники рождаются раз в сто лет» (суждение Р. Фалька). Светлая лирика его работ контрастирует с бытовой неустроенностью, неприкаянностью автора. Вовлеченность в круговорот человеческого общения, огромная популярность, и – внутренняя изолированность от общества, напряженные и странные отношения с ним. А. Зверев был не только гениальным художником, но и вообще очень талантливым человеком: хорошо играл на фортепьяно, нигде этому не обучаясь, писал интересные, оригинальные стихи, «был прекрасным скульптором и не уступал, конечно, Паоло Трубецкому» (В. Немухин). Но пил, и пил сильно. Сеансы портретирования заканчивались обязательной выпивкой. И все это было органичным для него:

«… Аль рюмка близ поллитры

Теплит мечту о том, что стоном

Вдруг с палитры сорвется новый тон…».

Около 30 тысяч холстов, картонов и бумажных листов с работами А. Зверева говорят о его колоссальной трудоспособности. Он создавал десятки вариантов за один вечер, работал сериями, поражая окружающих не только мастерством, но и способностью использовать в качестве материала все, что угодно: краску, карандаши, фломастеры, зубной порошок, окурки, землю, вино, губную помаду, кусочки свеклы и так далее. Помимо кистей, годились пальцы, скомканная бумага, кухонный нож, щетка, даже обыкновенный веник.

Ему нравилось эпатировать публику, поражать своей оригинальной техникой, своим артистизмом. Сеансы портретирования превращались в то, что сегодня назвали бы перформансом. Обычная фраза: «давай увековечу» – была в устах А. Зверева не просто шутливой формой приглашения к позированию, он был абсолютно уверен в собственной значимости.

Осталось множество воспоминаний современников А. Зверева о том, что он представлял собой как человек и как художник. Но все эти записи отрывочны, фрагментарны и, конечно же, крайне субъективны. Поэтому основным свидетельством, характеризующим его если и не всесторонне, то с достаточной полнотой, является бесконечная серия автопортретов. Они фиксируют его собственное представление о самом себе, реализуют своеобразный путь самопознания, пристального изучения своего естества. Совокупность разных настроений, реакций на окружающий мир, отмеченных в автопортретах, формируют сложный образ художника.

По поводу творческого наследия А. Зверева существуют разногласия в оценке его значимости. Многие считают, что только первое десятилетие (примерно 1954–1964 годы) безусловно отмечено печатью гениальности. Позже появлялись работы высочайшего качества, но уже не «как правило», т. е. гораздо реже, хотя мастерство оставалось несомненным. Не меньшее число поклонников отвергают даже саму мысль об истощении его творческого потенциала, намекая на «обиды» некоторых «критиков»: «Распространенное же мнение о молодом Звереве – гении – и взрослом Звереве – халтурщике – злое и намеренное упрощение трагической жизни крупнейшего русского художника второй половины ХХ века» (Е. Плавинская – дочь Д. Плавинского).

Обиды обидами, но у «охранителей» тоже есть и свои собственные обиды, в том числе на «критиков», и немалый интерес в отстаивании именно этой точки зрения. Также не стоит игнорировать и ситуацию «двух вечных оппонентов – Плавинского и Зверева» (фраза художника И. Снегура).

На мой взгляд, аргументация людей, выделяющих первое десятилетие, гораздо убедительнее, кроме того, среди них – ближайшие друзья А. Зверева, а также специалисты, не склонные к какой-либо ангажированности. Можно не обращать внимания на резкое замечание А. Амальрика, считая это реакцией обиженного человека (что далеко не так): «…даже лучшие его картины … слишком напоминали лирический экспрессионизм двадцатых-тридцатых годов, словно развитие русского искусства возобновилось с того момента, на котором было искусственно прервано…

В Звереве были зачатки гениальности, это был гений в потенции – но в потенции, не осуществившейся». Можно усмотреть проявление ревности в словах Г. Костаки (что является натяжкой): «когда мы говорим о Звереве, мы должны иметь в виду определенный, сравнительно короткий период с 53-го до начала 60-х годов, когда он создавал свои шедевры». Говоря о «кочевом» образе жизни Зверева, он горько добавлял: «В общем, пошел по рукам. … Наступил какой-то период, может быть, это сильно сказано … порчи. Шедевры из-под Толиной кисти куда-то исчезли».

Но не стоит отмахиваться от критических замечаний людей, не связанных ни тесными личными отношениями, ни финансовыми интересами. Надо со всей серьезностью прислушаться к этим мнениям: «Момент ничем не скованной экспрессии, агрессивней всего выявляющий себя в портрете, стал определяться духовным уровнем заказчика. И по мере безжалостной растраты себя, не имеющей ни смысла, ни былого фантастического удальства, улетучилась энергетика художественного жеста. Оставалась лишь виртуозность сама по себе» (Г. Маневич). Авторитетно и суждение С. Ямщикова, критически оценивавшего работы «позднего» Зверева: «К сожалению, они не идут ни в какое сравнение с работами 1955–1965 годов, ибо на эти годы пришелся расцвет творчества А. Зверева».

Наконец, настало время послушать и самого А. Зверева, который, давая оценку своему творчеству, говорил: «Старик, я был художником до 60-х годов, потому что рисовал для себя. После 60-х я стал рисовать для общества» (в пересказе В. Немухина, его ближайшего друга). Или: «В 1959 году я бросил рисовать для себя. Сейчас я должен обязательно угодить и понравиться» (из беседы с А. Ерофеевым). После этого несколько иначе воспринимается и реплика А. Зверева: «Истинное искусство должно быть свободным, хотя это и очень трудно, потому что жизнь скованна…» (записал В. Шумский).

Представленное на выставке охватывает весь период творческой активности А. Зверева, демонстрирует использование разных техник и материалов. Здесь и прекрасные рисунки из знаменитого цикла «Обитатели зоопарка», в которых лаконичная, но выразительная линия сообщает не только поразительное сходство, но словно вызывает к жизни разнообразных зверей, птиц, рыб. Если вспомнить также и замечательные иллюстрации к «Золотому ослу» Апулея, то можно сказать, что его рисующая линия своей точностью и виртуозностью выдерживает сравнение с лучшими образцами графики П. Пикассо, А. Матисса, А. Модильяни. Удивительно хороши его портреты, выполненные акварелью и в смешанной технике. Небольшое количество пейзажей, в том числе маслом, дают представление о мастерстве А. Зверева – пейзажиста (недаром он любил Левитана и Саврасова). Если попытаться дать общую характеристику творчества художника, то наиболее верным будет определение его как искусства глубоко лирического. Неспроста его манеру называли лирическим экспрессионизмом («фигуративные» работы) и лирическим абстракционизмом («ташистские» работы).

А. Зверев прожил жизнь яркую и трагичную, поражающую парадоксальностью сочетания несочетаемого. Она давно стала предметом мифологизации и анекдотов. Странно, что до сих пор его биография, полная богемной экзотики и трущобной романтики, не легла в основу сценария фильма, который был бы не менее увлекательным и провокативным, нежели фильмы о А. Модильяни, В. Ван-Гоге или П. Гогене. Жизнь великого странника, мученика и печальника, юродивого и блаженного с телом и повадками хулиганствующего Вакха, продолжается и в его работах, и в его трогательных стихах, в которых он с обезоруживающей искренностью обращался к живущим после него:

«Если лист упадет с дерева,

Помяните меня, Зверева».

Адрес статьи на сайте:
http://www.bogatej.ru/?chamber=maix&art_id=0&article=23112011231920&oldnumber=598