Наш ответ Чемберлену…

(Возвращаясь к статье А. Давиденко «Живопись: и цель, и средство»)

В. БОРОДИНА

Двадцатый век среди прочего породил целую армию критиков, которых Сергей Булгаков, помнится, в «Тяжелых думах» своих окрестил «адвокатами» дьявола. Вот один из них – А. Давиденко – направил всю свою бесовскую энергию на уничтожение, припечатал В.А. Мошникова: плюнул, растер, да еще притопнул… Его статья «Живопись: и цель, и средство» («Богатей» №3 (605) от 26.01.2012 г.) напоминает крышку гроба не только над творчеством художника В.А. Мошникова, но и над самим художником («на юбилейных торжествах, как на похоронах: или говорят только хорошее, или молчат»).

Лихо! Чем же нас удивил критик? Уничтожающим анализом работ Мошникова? Да ничего подобного… Безапелляционной тарабарщиной, апломбом верхоглядства, добытым из загашников истории искусства. Противоречия в каждом абзаце: то критику видится в творчестве Мошникова «корявое изложение – «своими словами» – чужих идей», но в следующем – «заимствования…бывают достаточно тактичны, ведь изложение тоже может быть качественным», то отрицается «художественное качество материального продукта» в угоду «смысловому наполнению», но тут же, чуть ниже, утверждается «сильнейшая зависимость Мошникова от художественных и (гораздо чаще) пластических приемов художников прошлого».

Все-таки хочется ясности относительно «художественного качества материального продукта». Давиденко нагло атакует, называя «единением невыразительности», весь круг друзей Мошникова, которых художник считает принадлежащими своему духовному пространству: «Подрубай столбы! А заборы сами повалятся». А Мошников – опора из опор: тут особый соблазн и азарт подрубить ее или хотя бы помоями облить.

Оценки творчества Мошникова могут быть разными. Но выносить «смертный приговор», наклеивать ярлыки самого низменного пошиба – это уже слишком! Успокойтесь господа! Рано справлять помин! Есть еще русские мальчики на свете, мало того, что честные и порядочные, но умные, светлые, владеющие художественной формой и при этом еще и православные. Была бы у нас тысяча Мошниковых – мы бы жили в другой стране.

Когда-то Шарль Бодлер, оценивая свои заметки о парижских салонах, писал: «Чтобы быть критиком, надо быть – в не меньшей степени – человеком. Критик сообразно своему чувству и интеллекту интерпретирует художника. Я предпочитаю говорить от имени чувств, морали и удовольствия».

От чьего же «имени» предпочитает говорить Давиденко? От имени собственной гордыни. Самоутверждение за счет унижения (если не уничтожения) другого. Давиденко приводит дважды слова искусствоведа А. Эфроса, сказанные по поводу К. Малевича в 1920 году, как, якобы, точно характеризующие творчество В. Мошникова: в первом случае – относительно несоответствия теории Малевича его практике и во втором, наоборот, о том, что искусство Малевича – «производное теории» (Давиденко не видит отрицания первым тезисом второго у Эфроса).

Время поставило точку в споре Эфроса с Малевичем в пользу второго, а не первого. И не окажется ли «эпитафия» Мошникову, написанная Давиденко, таким же конфузом? Да, похоже, действительно, «история повторяется в виде провинциального фарса», но только с Давиденко, который, как унтер-офицерская вдова, сам себя высек.

Искусство ХХ века – это, прежде всего, история концепций (иногда можно было бы говорить об истории интуиций), зачастую воплощаемых в формах, имеющих предшествующую эволюцию. Ведь устойчивость формы не может гарантировать устойчивости содержания. Не случайно художники авангарда оставили потомкам манифесты, статьи, лекции об искусстве. Интерес к форме, привычно проявляемый искусствоведами и критиками, необходимо сопрягать с выявлением концепций, представляемых этой формой. При этом анализ способен показать различие в содержательных концепциях и выявить парадоксальность формального сходства. Вне такого анализа нельзя понять, почему черный квадрат на белом фоне в картине Малевича все же не стал пределом «абсолютной живописи» в историческом бытии авангарда.

Как известно, художники выражают мировоззрения, а в разных мировоззрениях существуют разные ценности. Мошников пытается проникнуть в надличностные пространства с их содержанием и темами. Его образы превосходят личное и индивидуальное, но чтобы рождать из глубины и сердца эти сияющие реалии, художнику надо самому открываться этому надличностному: «Не выражаемый объект, но именно глубина выражающего его субъекта более всего определяет изобразительное искусство» (Кен Уилбер. «Один вкус». М., 2004 г.). Поэтому жизнетворчество должно быть центральной заботой художника. Мошников говорит, что надо думать не только о том, как писать, а о том, как жить… Живопись не приводит к спасению, она действует на чувства, душевна. А спасение должно быть в духе, духовно. Отсюда жизнетворчество, вернее, духотворчество художника – цель, а живопись – средство, т. е. она – производное от жизнетворчества художника. Искусство как духовный путь – такова его максима.

Разве Мошников противопоставляет цель средству или отрицает какую-то одну составляющую в угоду второй? Художник расставляет приоритеты, как если бы он сказал, что начинать движение он будет с правой ноги, а не с левой – только и всего. Зачем же напраслину-то наводить? Это Давиденко говорит о «разных пропорциях» этих частей в едином целом, так что это по его версии художник может прихрамывать либо слегка, либо сильно и пользоваться «протезом», а не по версии Мошникова. И, как выяснилось из статьи Давиденко, Мошников не одинок в такой расстановке приоритетов, а солидарен с приведенными в статье критика словами Н. Пунина о том, что в супрематизме «живопись не цель, а средство». Я думаю, что Мошников рад такому совпадению с одним из лучших и почитаемых им искусствоведов. Согласитесь, неплохая компания!

Давиденко и Мошников представляют разные мировоззрения: первый – ментально-рациональное, второй – надличностное. Мы живем в эпоху смены мировоззрений, поэтому так трудно даются диалоги не только в культурной среде, но в политической, экономической и социальной сферах. Достаточно включить телевизор, чтобы в этом убедиться в очередной раз.

В начале ХХ века авангард «объявил» о приближающемся новом мировоззрении. И Кандинский в книге «О духовном в искусстве» в отличие от материалистов и позитивистов признавал объективно существующий Дух, которым наполнен весь Универсум. Он считал, что настоящий художник работает исходя не из каких-либо внешних побуждений, но исключительно «прислушиваясь к категорически приказывающему гласу, который является гласом Господа, перед которым он склоняется и чьим рабом он является…

Искусство во многом подобно религии. Его развитие не состоит из новых открытий, которые зачеркивают старую истину и клеймят ее как заблуждение, но внутренне логично и чрезвычайно органично развивает ее». Фактически и Малевич интуитивно подошел к ощущению трансцендентности духовного Абсолюта и попытался выразить его в абстрактных геометрических формах или в безликих крестьянах, претендующих на именование супрематических икон.

Авангард – предтеча культуры, которую П. Сорокин называл идеациональной, т. е. культуры, ставящей своей задачей реабилитацию и культивирование сверхчувственного начала, что означает «волю к сакральному». Эстетика, рождающаяся в границах возникающей культуры нового типа, порывает с позитивизмом, вызывает из небытия символические формы познания, реабилитируя платоновский принцип эйдоса» (Н.А. Хренов. «Воля к сакральному» М., 2006 г.). Отсюда обращение к опыту тех предшествующих культур, где эти идеациональные формы были сильны.

Поэтому нет ничего зазорного в адресах духовного ученичества Мошникова, указанных Давиденко. Ведь всякий раз приходится убеждаться, что целостное и вечное совсем не ново. Но параллели с П. Манцони – перебор. Давиденко, вероятно, в этот момент вспоминал кого-то из саратовских «актуальщиков» с их «Вопросами упаковки» или «Снами грибов» и прочими перформансами в виде «сидящего в позе «лотоса» автора перед мумифицированным отрубленным пальцем» (видеоарт Саши Кулика «История любви» в Радищевском музее, где, по словам организаторов, «История любви» вызвала «острые впечатления, особенно акт отрубания пальца» http://www.radmuseumart.ru/news/index.asp?page_type=1&id_header=3725).

Мошников из других миров, где в инфантильные игры не играют… Он не релятивист, для которого все относительно, в том числе и истина, у него есть представление о верхе и низе, о трудности карабканья вверх по духовной лестнице. Кстати, гора Аналог для него вовсе не из картона, она реальна и недосягаема, но, чтобы попасть в цель, надо целиться выше. О такой горе писал не только Домаль, но и Кандинский в книге «О духовном в искусстве».

Мошников и те взыскующие духа, как и он (по Давиденко находящиеся в «вечно длящемся сеансе коллективного гипноза»), почувствовав сродство, объединились четверть века назад, даже не подозревая, что совместно – они, «собирающие камни» – явление. Очередные нападки (сколько их уже было за эти годы, но «собака лает, а караван идет») только укрепляют в этой догадке.

Их попытки обратиться к утраченным основам живописного языка, вернуть искусство в лоно культуры, той культуры, которая должна поднимать человека из низших состояний в более высокие, не имело резонанса в Саратове и тогда, когда они только начинали узнавать друг друга, и теперь. Ведь резонанс, как мы знаем из физики, возникает только в среде со свойством непрерывности; им приходилось создавать такую среду самим.

Еще в 1919 году Блок утверждал, что на смену европейской цивилизации идет новая волна культурного обновления, и нужно многое переоценить в громадном наследии культуры: «нам действительно нужно то, что относится к культуре; и нам не особенно нужно то, что относится к цивилизации. Вопрос о выборе – вопрос насущный… В наше катастрофическое время всякое культурное начинание приходится мыслить как катакомбу, в которой первые христиане спасали свое духовное наследие…» (А. Блок. «Крушение гуманизма»).

Оказывается, «катакомбная культура» остается актуальной и в наше посткатастрофическое время, в последние лет двадцать стало ясно, что человек вынужден защищать себя во всем, во всех своих проявлениях. Он должен защищать свою религию, свои эстетические вкусы, но: «Блаженны вы, когда будут поносить вас и гнать и всячески неправедно злословить за Меня» (Лк.6: 20–23). Суть происходящего можно лучше понять из бессмертных слов Достоевского – о борьбе дьявола с Богом, где поле битвы – сердца людей.

Если признаками «секты», одним из лидеров которой является Мошников, Давиденко считает двух-трехнедельное пребывание ее «адептов» в Хвалынске в августе, совместные трапезы в общежитии, вечернее обсуждение работ, написанных днем в разных местах, интерес к пластической форме, к поэзии, современному кинематографическому языку, к духовным поискам человечества, тоску по цельности и всеединству, то тогда он ничего не знает о сектах. Удивительно, но «сектой» называют нас люди, которые ни разу не были на пленэрах в Хвалынске, не почувствовали этой дружеской атмосферы, не присутствовали на обсуждениях, встречах с художниками из других городов, кинематографистами, писателями, которые тоже приезжают в августе в Хвалынск. Многие, кстати, отмечают, что после грамотного разбора работ художниками они стали по-другому смотреть на картины в музеях и на выставках. Но Давиденко, пользующегося одним средством информации – «одна баба сказала», находит только неаргументированные эмоции и хлесткие слова в адрес «мошниковского братства» – «рекрутирование новых адептов», «догматы веры», «ложное мессианство» – мечет слова, которые не имеют никакого отношения к этим людям, которые действительно являются братьями и сестрами во Христе. Причем, настаиваю на «Братстве» с большой буквы. Давиденко на юбилейном вечере Мошникова «слышал звон, но не знает, где он». Т.П. Фокина как раз говорила не о «негативном сценарии материализации слова, воспринимаемого с прописной, а не строчной буквы», а о позитивном. Вот строки из ее статьи «Серапионовы Братья»: с прописной или строчной буквы?»: «Обратим внимание на то, что в «статье-манифесте» Льва Лунца «Братство» писалось с большой буквы. Затем это редко соблюдалось. И это не случайно, ибо идея Братства (как организационной формы), хотя и не исчезла, довольно быстро была девальвирована (…) Строго говоря, у Серапионов какого-то устава не было, но было некое Обетование Братства. Поэтому я полагаю, что следует вернуться к тому написанию названия группы, которую мы находим у Л. Лунца, а именно «Серапионовы Братья». Заметим, что такое Обетование Братства часто оказывается сильнее и плодотворнее всяких формальных Уставов и Положений». Позже «Братство переродилось в литературный кооператив, духовная общность сменилась общностью деловых интересов», тогда и стали писать «братство» со строчной буквы.

И заканчивает свою статью об истории названия объединения Т.П. Фокина такими словами: «Она поучительна для любого времени и места, где совершаются перемены и рождаются креативные, открытые организационные феномены, требующие Обетования Братства. Это обязывает нас к тому, чтобы оба слова в названии группы писать с заглавной (прописной) буквы». «Общность деловых интересов» нам не грозит и, хотя Давиденко отводит нам роль только центра «психологической реабилитации», все же оставляем за собой право «прописной буквы» в слове «Братство».

В 1937 году В. Вейдле свою статью «Умирание искусства» заканчивал такими словами: «Первое условие для создания здорового искусства есть вера во всеединство. Она-то и распалась; ее-то и нужно собирать. Искусство и культуру может сейчас спасти лишь сила, способная служебное и массовое одухотворить, а разобщенным личностям дать новое, вмещающее их в себе, осмысляющее их творческие усилия единство».

Эти слова, как никогда раньше, актуальны в наши дни, когда культура технологий пожирает культуру духа. Что может нас сплотить? Только вера в Бога. Здесь будет вполне уместным привести слова В. Соловьева: «Представьте себе толпу людей слепых, глухих, бесноватых, и вдруг из этой толпы раздается вопрос: что делать? Единственный разумный здесь ответ: ищите исцеления. Пока вы не исцелитесь, для вас нет дела, а пока вы выдаете себя за здоровых, для вас нет исцеления». Первый шаг – признаться хотя бы себе самому, что болен. Но кто признается? А гордыня-то как же? А «талантливая индивидуальность»?

Адрес статьи на сайте:
http://www.bogatej.ru/?chamber=maix&art_id=0&article=9022012111723&oldnumber=607