Официальный сайт
|
|
Мало кому в Саратове не известно имя журналиста Александра Крутова. Его статьи, а лучше сказать - расследования, всегда актуальны, поражают обилием фактического материала, логических схем, собственного анализа описываемых событий. В поле зрения Крутова – представители саратовской политической и бизнес-элиты, причем не лучшие стороны их жизни и деятельности. Статьи Александра обыкновенно вызывают широкий общественный резонанс. И не вызывают восторга у героев его публикаций: как признался сам Александр в одном из недавних интервью, на него нападают в среднем раз в три с половиной года. В работе журналиста, по счастью, случаются и приятные моменты: так, в октябре прошлого года Александр Крутов стал лауреатом премии Артема Боровика, а в декабре оказался в числе номинантов конкурса им. Андрея Сахарова «За журналистику как поступок».
«Репортер» не мог обойти вниманием личность столь известного человека и попросил Александра рассказать немного о своей жизни и творчестве.
Детские и юношеские годы Александра Крутова прошли в доме работников Саратовского педагогического института на улице Горького. Дед нашего героя – Степан Иванович Ермолаев – после окончания в 1938 году Ленинградского института истории, филологии и литературы приехал на работу в Саратов и в 50-е годы стал доцентом филфака пединститута. Семье принадлежали две комнаты в четырехкомнатной коммуналке.
Во дворе педагогического института проводила время детвора. В основном это были дети и внуки преподавателей вуза. Одним из увлечений Александра, помимо игр во дворе и коллекционирования марок, было чтение. Любовь к чтению, между прочим, однажды спасла ему если не жизнь, то как минимум здоровье.
– Как-то раз хулиганы «выпотрошили» пединститутские склады, где хранились химические реактивы, и то, что им не пригодилось, разбросали по двору. В том числе разбили емкость с бензином, где хранилось несколько пластин натрия. Я в этот день находился дома, читал, а мама пыталась меня выгнать погулять – как вдруг раздалось два взрыва, – рассказывает Александр. – Оказалось, что мои приятели решили построить запруду из тех самых натриевых пластинок. Была весна, всюду лежал мокрый снег, текли ручьи. Натрий, вступив в реакцию, взорвался, и его пары, разлетевшись в воздухе, осели на кожу парнишки, находящегося ближе всех к «месту происшествия», Миши Солдатенко, и он загорелся. Это все я говорю к тому, что в детстве я не был пай-мальчиком, и если бы пошел гулять, то безусловно был бы впереди Мишки...
Заканчивал Александр 19-ю школу. «Тогда это была элитная школа, там были традиции, поддерживаемые директором П.А. Ерохиным, – вспоминает Крутов. – Плюс это была базовая экспериментальная школа пединститута – на нас ставили эксперименты, в частности, скажем, мы одни из первых изучали иностранный язык с первого класса». Учился Саша хорошо, ровно по всем предметам. В итоге в аттестат попали только две четверки. Затем встал вопрос о выборе профессии, и здесь Александр наверняка знал лишь то, куда он не хочет поступать:
– Из 35 моих одноклассников 28 поступили в медицинский. У меня родители работали в здравоохранении (отец – врач-бактериолог в «Микробе», мама была главным логопедом области), к тому же мужчинам при поступлении, скажем так, давались определенные преимущества. Но мне показалось, что пользоваться этим «блатом» не очень солидно. В гуманитарный вуз идти также не хотелось – ну не привлекала меня профессия партийного историка или литератора. В качестве некой альтернативы был выбран политехнический институт, энергофак, о чем, кстати, не жалею – там я прошел хорошую школу.
По окончании вуза Крутову как «краснодипломнику» предложили поехать на работу в один из институтов Сибирского отделения Академии наук СССР, в Иркутск, где он провел 12 лет. Из них девять – в качестве научного работника. Параллельно шло становление его как журналиста. И к осени 1991 года он окончательно переквалифицировался в сотрудника газеты «Демократический путь России».
– По методам работы, что интересно, оба эти занятия сходны, – рассуждает Александр. – Журналистика, в моем понимании, на 80-90% – сбор материала, а само написание текста – процесс вторичный. В академии я занимался тем же сбором материала, на основании которого строились долгосрочные прогнозы развития энергетики. Различие, пожалуй, одно – в науке у тебя выходит лишь 2-3 публикации в год, а в журналистике аналогичный результат может быть получен за месяц или даже неделю. В девяностых годах академия наук переживала не лучшие времена, а я начал осознавать, что моя работа никому не нужна, даже коллегам. Собственно, и ушел из науки потому, что накопилась неудовлетворенность результатами труда. А журналистика показалась в тот момент занятием интересным, открывала перспективы исследования новых, только появляющихся государственных и экономических институтов.
Еще в политехе Александр опубликовал несколько заметок в институтской многотиражке, однако сей опыт не считает журналистским. Первым значимым публицистическим опытом Крутов называет серию статей в маленьком самиздатовском журнальчике Иркутска «Тихвинская площадь», издаваемом местным отделением «Демократического союза», посвященных истории Гражданской войны 1918-20 гг.
– Эти опусы выстраивались в целую книжку. И написать сию историю мне помог... несчастный случай. В апреле 1988 года меня сбил мотоциклист, и я семь месяцев провел в постели с тяжелейшим переломом ноги. За это время я перечитал собрание сочинений Ленина (издание 30-х годов с хорошим справочным аппаратом под редакцией Бухарина и Адорацкого), сопоставляя прочитанное с официальной версией тех же событий. Постепенно для меня выстроилась история становления тоталитаризма в России в начале XX века. Одна из статей той серии, наиболее удачная, про имитацию покушения на Ленина в начале 1918 года (еще до выстрела Фани Каплан), была опубликована в иркутской газете «Советская молодежь» сразу после августовского путча.
В 1993 году Крутов вернулся в Саратов и постепенно начал привыкать к местным реалиям.
– В это время я задумался о биологической природе российского тоталитаризма. То есть я пытался взглянуть на это явление с позиций, как я шучу, субъективного материализма. Изучая по мемуарной литературе девиации отдельных личностей, я пытался выяснить, не является ли наш тоталитаризм следствием психических и сексуальных отклонений отдельных ключевых персонажей нашей истории и культуры, – рассказал Александр. – В результате в 1994-95 годах мною была написана книга «Психосексуальные аномалии в русской истории и культуре». Московские «Новый взгляд» и «Моя газета» печатали ее целыми главами. В Саратове же попытка опубликовать ее не увенчалась успехом. В 96-97 годах у нас здесь выходила эротическая газета «Ева», в которой мои «психосексуальные» опусы стали печатать в виде цикла статей под общим названием «Державные педерасты». Однако вскоре обнаружилось, что данный заголовок политически неблагонадежен, и тогдашний министр печати Саратовской области Иван Кузьмин настоятельно порекомендовал его смягчить. Так появилось название «Голубое сияние империи». Вышла еще пара очерков. Но вскоре по Саратову поползли слухи, что Крутов начал свою сексуальную эпопею с Петра I, а закончит ее деятелями областного правительства. И вскоре газета «Ева» перестала выходить совсем. Хотя на самом деле работа заканчивалось 30-ми годами прошлого века.
В конце 1999 – начале 2000 года в «Богатее» появилась серия публикаций Крутова под общим названием «Саратовская Семья» – о системе родственных служебных и неформально-деловых связей, сложившихся вокруг губернатора Аяцкова. Следом появился и второй «сериал» – «Мэр и его команда». После первой же статьи про «семью» (в ноябре 1999-го) на журналиста напали и жестоко избили.
Молва не исключала причастности к этому инциденту главного фигуранта «сериала». И Дмитрий Федорович, видимо поэтому, решил... наградить журналиста. В январе 2000 года Александру Крутову был вручен Почетный знак губернатора Саратовской области «За стойкость и выживание» за №14.
– С этой наградой связан один интересный случай, – вспоминает Александр. – В 2004 году я стал участником программы «Открытый мир». Американцы отбирали российских «лидеров» в различных областях и за свой счет показывали им Америку. Предстояло получить визу в посольстве США в Москве. Нас предупредили: на собеседовании с вице-консулом надо вести себя соответственно и говорить исключительно «благонадежные» вещи. Направляясь в посольство, я для солидности нацепил Почетный знак. Вице-консул с изумлением воззрился на него и неожиданно задал вопрос: «Это у вас что - государственная награда?». Я объяснил, что это знак губернатора, примерно как награда штата в Америке. Консул, естественно, поинтересовался, за что я его получил, и я ответил: «Это, мол, меня наградили после второго покушения...» Он с трепетом спрашивает: «А сколько их (т.е. нападений) было?» А я ему так спокойно отвечаю: «Да вобще-то три». Надо было видеть лицо американского чиновника!
Заговорив о последних наградах – премиях Боровика и Сахарова, мы поинтересовались у Крутова, какие чувства он испытывает, получив признание на федеральном уровне. Он честно признался, что испытывает в данный момент некий элемент злорадства.
– Пока я ездил за премией Боровика, коллеги без моего согласия и ведома ряд моих работ выдвинули на некий «антикоррупционный конкурс», который на деньги американских спонсоров организовал Максим Фатеев (т.е. ТПП), а условия ему помогал разрабатывать сам товарищ Россошанский, – попытался объяснить Александр. – Удивительно, но факт: в условиях конкурса значилось, что критическая публикация должна сопровождаться документами, свидетельствующими, что ее герой – коррупционер, а также необходимо было назвать свои источники информации. Такое могли придумать только у нас! Очень показателен и итог этого конкурса. Одним из его победителей стал Александр Гнусарьков, который всю дорогу в газете «Взгляд» уличал в мздоимстве Стефаниду Тимохину. А ведь она решением суда присяжных была признана невиновной и оправдана! Я, кстати, премию Боровика получил в том числе за статью «Деньги исчезают в полдень», в которой рассказывалось о том, как и кем фабриковалось дело Тимохиной. Вот так одна и та же героиня фигурирует в моей публикации как жертва прокурорской коррупции, а у моего коллеги по перу – как коррупционерша. И мы оба получаем награды. Красота!
Журналисту с плохой репутацией работать сложно.
– Считаю, что я на своем месте, – так ответил Крутов на вопрос о его карьерных планах. – В Саратове почему-то все стремятся стать главными редакторами – неважно чего, какой-нибудь районки, зачуханной вузовской многотиражки или «корпоративки» типа «Почты Поволжья». Это считается вершиной карьеры. Однажды месяц я был редактором газеты «Богатей». И понял: административная деятельность - это совершенно не мое. Читать чужие тексты, выбивать деньги, на кого-то давить, кого-то подгонять... Быть командиром творческого процесса - не мое призвание.
Зато Александру нравится собирать информацию, работать над текстом. Мы поинтересовались у него, по какому критерию он выбирает темы для своих публикаций.
– Я стараюсь не браться за темы, которые, как в науке говорили, можно обозначить словами «Лошади кушают овес». Конечно, кушают, если им его дают. И оттого, что я напишу, что им дают не овес, а сено, лошадь на меня в суд не подаст. Можно, правда, написать, кто им подсовывает сено вместо овса... – улыбнулся журналист. – Считаю, надо подниматься выше.
Для Крутова журналистика – даже не профессия, а вид общественного служения. Для работы в журналистике, как считает Крутов, надо быть достаточно зрелым человеком с устоявшимся мировоззрением. Если система взглядов и принципов у человека еще не сложилась, его эта профессия легко может сломать.
– Я считаю, что одно из средств производства журналиста – его репутация. Журналисту с плохой репутацией сложно работать. Допустим, Осовин и Почечуев - очень неплохие профессионалы, но с репутацией «ниже плинтуса». В итоге оказались вне профессии и ничем, кроме черного пиара, сегодня уже не в состоянии заниматься. Мне их жалко. Впрочем, такому положению дел, расширенному воспроизводству подобных кадров, способствует сама система: «ЕР» создает массу газет - имитаторов журналистики («Политдозор», «Открытым текстом»), на руководящие посты в СМИ расставляются люди зачастую некомпетентные, чьи-то друзья и подруги. Под маской журналистов нам преподносятся черные пиарщики – в последнее время особенно оживились не только Осовин и Почечуев, но и Чуйченко с Абросимовым. Это все явления, на мой взгляд, чуждые журналистике. Пресса – один из институтов свободного демократического общества, а у нас, как мне представляется, взят курс на уничтожение основ гражданского общества. Посмотрите - создаются проблемы для бизнесменов, которые так или иначе связаны со СМИ. Видимо, хотят загнать журналистов в одну шеренгу, а капралами поставить осовиных, почечуевых и чуйченок. Будем надеяться, что до этого не дойдет!
«Да, я не такой, как все: не все ходят по помойкам, вернее, ходить-то ходят, но не все рассказывают об этом», – любит повторять Александр. Свою страсть к «мусорным» находкам он действительно никогда не скрывал. И на этот раз с удовольствием рассказал, с чего началось его хобби.
– Когда пришел в журналистику, был у меня своеобразный психологический барьер - не мог заставить себя общаться с некоторыми людьми, которым в нормальном обществе руки не подают. А это нужно было делать по работе. Мой первый редактор А.М. Любославский пояснил, что это есть некое проявление гордыни, и посоветовал найти способ искусственно унизить себя, нивелировать свою личность, дабы не возвышаться над профессией. И я стал собирать в Иркутске, где меня многие знали, пустые бутылки. Привыкая к тому, как смотрят на такого человека окружающие, я постепенно преодолевал свой комплекс. Уже значительно позже я узнал, что в японских школах бизнеса это является одним из элементов в системе подготовки кадрового персонала.
На вырученные от реализации «пушнины» деньги Александр покупал себе марки: филателия с детства привлекала нашего героя. Кстати, это еще одна из причин интереса Крутова к мусорным бакам – ведь в них зачастую можно найти конверты с зарубежными марками. Что интересно, помимо марок ему попадались также и весьма неординарные документы.
– В мусорке Торгово-промышленной палаты и Кировской прокуратуры (когда они занимали одно здание) я обнаружил акт о комиссионном уничтожении вещественных доказательств после завершения уголовного процесса. В нем, в частности, говорилось: «Уничтожены во дворе прокуратуры Кировского района путем сожжения вещдоки: скол черепа, остатки кожи, майка с остатками крови и т.д.». То есть документ фактически рассказывал о том, что во дворе организации, постоянно принимающей у себя иностранные делегации, прокуратура производит сожжение фрагментов человеческих трупов! Эту бумажку я, кстати, шутки ради подарил тогдашнему прокурору области Анатолию Бондару, но он поначалу не поверил, что я нашел его в мусорном бачке. Среди прокурорских работников даже поговаривали, что я хожу по прокуратурам и ворую документы из материалов уголовных дел. Тогда я обиделся и вновь пошел к тому бачку, где насобирал целый мешок документов – тех же бракованных листов уголовных дел, выброшенных за ненадобностью. При очередной встрече с Бондаром я ему вручил этот презент. После этого, что называется, был наведен «порядок», и мусорные баки на несколько лет исчезли со всех центральных улиц Кировского района.
Согласитесь, журналист Крутов во многом не похож на других. Помнится, пару лет назад в журнале «Общественное мнение» была рубрика «Экзоты земли саратовской», где об Александре говорилось, что он нашел очень необычный имидж, активно его эксплуатирует и очень хорошо использует для работы. Однако с этим он не согласен:
– Дело вовсе не в имидже. Я не стремлюсь быть не таким, как все. Просто таков стиль моей жизни.
http://www.reporter-smi.ru/81.html, 2012 год
Адрес статьи на сайте:
http://www.bogatej.ru/?chamber=maix&art_id=0&article=29072017135209&oldnumber=793