<Корр.: /strong>Владимир Викторович, есть вопросы, без ответа на которые невозможен серьезный разговор о состоянии и возможном развитии предпринимательства в России. Один из важнейших – взаимодействие бизнеса и власти. Как власть взаимодействовала с бизнесом – крупным, малым, средним? Как развивались эти отношения? Во что все в итоге вылилось?
В. Буев: История вопроса интересная. Причем, рассматривая ее, надо говорить о прошедшем десятилетии, о трансформации или элементах «модернизации» такого взаимодействия.
Хотя вспомнить при этом события 90-х годов тоже придется. Ведь без этого нельзя понять, с чего начинала свое «институциональное» взаимодействие с бизнесом нынешняя («старо-новая») власть, когда у нее не было твердой опоры в различных экономических группах и социальных слоях населения.
С чего начала нынешняя власть, получившая ее из рук предыдущего режима? С того, что не просто хотело, а жаждало общество – с борьбы с олигархами. Мы ведь помним «семибанкирщину» 1990-х годов...
Корр.: Ну, «семибанкирщина» – это люди, которые в 96-м году спасли Ельцина от проигрыша президентских выборов Зюганову.
В. Буев: Они не просто так спасли его: Ельцин попал к ним в зависимость. Причинно-следственная связь: они превратились, если можно так выразиться, во «взаимозависимых с одной пуповиной». Настолько срослись.
Корр.: Да.
В. Буев: Он расплачивался с ними. Власть фактически была в том незавидном положении, о котором Березовский заявлял: мы ставим власть (мы – делатели королей). Не дословно так, конечно, звучало. Суть такая.
Корр.: Но это, действительно, было так: без денег поддержавших его олигархов Борис Николаевич ничего бы не смог.
В. Буев: В том-то и дело. А когда пришел Путин, то, начав борьбу с этой частью финансовой элиты, он опирался на силовиков. Другой организованной экономической и социальной опоры, по большому счету, у него не было. Хотя, без сомнения, было общественное мнение, настроенное против и Березовского, и Гусинского. Но кому и когда у нас всерьез мешало или помогало общественное мнение?
Корр.: Да, общественное мнение было настроено против всех, у кого были миллионы долларов.
В. Буев: Но главное для нашей темы то, что опоры ни в малом, ни в среднем бизнесе у новой власти не было. И именно тогда возникла идея противопоставить олигархам других собственников, вернее, фактор четвертый производства (по Шумпетеру). Мелких и средних производителей, торговцев средней руки. И опереться в какой-то мере на этот слой и экономическую группу, а не на финансовый олигархат, на который делало ставку, может быть, от безысходности окружение Ельцина.
Корр.: Давайте скажем честно: опереться во времена Ельцина на малый и средний бизнес было невозможно. Эти сегменты российского предпринимательства только формировались.
В. Буев: Да, пусть формировались. Причем, будучи взращенными на полуядовитом «нечерноземье» (конечно, не в смысле географического термина), они и вид имели соответствующий, были «покорежены» и в своих ценностях, и в поведении – сплошная «тень». Но их уже было немало, и этот слой уже четко понимал свои корпоративно-общественные интересы даже во времена Ельцина. Но его недооценивали, относя к маргинальному, ну или полумаргинальному.
Корр.: Вот Илья Хандриков до сих пор проклинает залоговые аукционы, считая, что, пойдя по этому пути, власть с самого начала обрекла малый и средний бизнес на тяжелое существование. Приближенные к властным структурам олигархи быстро нахватали за копейки дорогостоящей собственности, а малые предприниматели, которым необходимо было время на развитие, оказались на обочине дороги в светлое капиталистическое будущее. Им обрубили переход в крупный бизнес.
В. Буев: Мнение о том, что из малого бизнеса обязательно должен вырасти средний, а затем, возможно, крупный и крупнейший – иллюзия. Речь идет о другом: каково будет существование сектора? Будет ли оно рискованным и нестабильным или стабильным и уверенным? Насколько серьезно будут влиять на сектор факторы правоустановления и правоприменения? Насколько равными будут условия для свободной конкуренции? У нас все 1990-е годы шел период первоначального накопления капитала (читаем все Маркса!) и тут уж, как это ни прискорбно, кто успел, тот и съел.
«Успешной» экономической группе об обществе и уж тем более о равных условиях конкуренции, равном доступе к ресурсам с малым/средним бизнесом думать было некогда, иначе был риск самим остаться на маргинальной обочине и вне дворцов с их праздниками жизни. Государство о равных условиях для всех игроков тоже априори не могло думать, поскольку, как мы только что говорили, интересы его верхушки намертво срослись с интересами олигархических кругов.
Корр.: Конечно, есть те, кто вырастает, и те, кто навсегда остается малым бизнесом.
В. Буев: Тех, кто вырастает даже до средних размеров, не просто очень мало, а микроскопически мало. Во всем мире так…
Мы не видим того, чтобы ежегодно определенный процент малых предприятий становился средними предприятиями, а средних – крупными. Малых и средних предприятий и индивидуальных предпринимателей у нас в стране, согласно данным официальной статистики, немного больше пяти миллионов. Во время последнего сплошного наблюдения сектора в 2010-м году Росстат отыскал, если мне не изменяет память, 2 миллиона 900 тысяч индивидуалов, компаний (юрлиц) в пропорции – намного меньше. Но в любом случае в стране действуют миллионы бизнесов. Из этих миллионов вверх могут пробиться сотые или тысячные доли процента.
Корр.: Разумеется, пробиться наверх могут немногие. Кому-то хватает таланта, умения, связей. А большинство так и остается в малом бизнесе. И что же власть решила сделать с ним?
В. Буев: И вот с начала 2000-х годов жесткая борьба власти с олигархами сопровождалась мыслями о том, что нужно начать формировать другую социальную базу. Речь тогда зашла о малом бизнесе: его много, и если его «институционально оформить», то…
Корр.: …Создать Опору России, тем более, что тут предприниматели сами пошли в администрацию президента: помогите нам.
В. Буев: Да, эта идея была претворена в жизнь через общественный институт, названный Опорой России. Версий возникновения Опоры (или многочисленных уже Опор) по меньшей мере не одна и не две, об этом лучше знают сами участники событий (о чем некоторые уже поведали в информационном пространстве), каждый из этих участников видел свою грань, свой кусочек процесса и преследовал свои цели, но очевидно, реальный запрос был не только сверху, но и снизу. Во что Опора превратилась к сегодняшнему дню – это уже другой сюжет, ничто под Луной не застывает в неизменном виде раз и навечно…
Повторюсь, в тот период, в начале 2000-х, этот запрос-жажда, напитавший собой «общественный воздух», был четко словлен за хвост обеими сторонами: и властью, и теми, кто по крайней мере продекларировал себя представителем интересов МСП.
Понятно, что, когда крупных повыгоняли с политического и общественного полей (кого-то посадили, кого-то сподвигли сбежать за границу, остальные смирились, пришли с повинной головой, обещая, что в политику больше без разрешения ни ногой – только бизнес и ничего, кроме бизнеса), власть одержала решительную победу. Но из этой борьбы и сама власть вышла потрепанной. Очевидно, что она выиграла электорально. Может быть, она выиграла экономически, поскольку многие «частные» активы оказались (по крайней мере поначалу) в руках государства. Но психологически, эмоционально она все равно оказалась сильно потрепанной, такие стрессы без следа не проходят.
Но пришел и тот момент, когда стало понятно, что Опора – это не весь малый бизнес и даже не его значительная часть. А главное – малый бизнес не может служить той опорой власти, на которую последняя рассчитывала. И тогда внимание власти стало обращаться на средний бизнес (появился закон о поддержке не только малого, но и среднего предпринимательства). В срочном порядке властью была «воспринята» уже проработанная (не в России) идея «газелей».
Корр.: Здесь есть одна деталь: в Москве, например, 85 % помощи малому и среднему бизнесу уходило ранее в так называемую инфраструктуру. Практически – на нужды людей, занимающихся этой самой поддержкой. Приводя эти цифры, Илья Хандриков ссылался на данные отчета Контрольно-счетной палаты Москвы о поддержке МСП и даже помещает текст отчета на сайте своей организации.
В. Буев: Не надо смешивать попа и яичницу, у них разные любители. Сейчас в Москве реализуется другая стратегия и совсем другой командой. Инфраструктуры поддержки МСП в Москве действительно было чересчур много (прямо как «хорошего человека»), но за прошедший год она была сильно реструктурирована, а попросту – порезана. Это было положительным моментом – отключение от бюджетных ресурсов сильной лоббисткой группы, которая к тому же была лично приближена к прежнему московскому градоначальнику. Что касается нынешней московской стратегии в отношении сектора МСП, то она мне не совсем понятна, слишком неоднородные импульсы идут и в декларациях, и в практических действиях. Я не вижу, есть ли она сейчас вообще. Но окончательные выводы делать тут еще рано.
Корр.: Мне кажется, что, когда непокорные олигархи были покорены, малый бизнес потерял для верховной власти свое значение. Тем более, что она с ним не очень пересекается: малый бизнес входит в зону деятельности более низких этажей властной вертикали.
В. Буев: Совершенно верно. Наверху властной пирамидки малый бизнес ассоциируется персонально с лидером Опоры, который одновременно является зампредом правительственной комиссии по развитию МСП (посмотрите на ее состав, у Опоры там если не монополия, то олигополия). С лидером Опоры постоянно встречается и первый вице-премьер, обеспечивая ему, когда необходимо, выход на собственного шефа. В понимании первого вице-премьера это и есть «диалог федеральной власти с малым бизнесом». Лидер Опоры постоянно подчеркивает эту «связь» и «близость». Как только сменится несколько персоналий во власти, Опора может перестать ассоциироваться с малым предпринимательством, а вместе с этим тут же потеряет и свои административные и пиар-ресурсы. Король окажется голым.
Корр.: Да! А с остальными встречаются представители городских и муниципальных властей, реже – члены региональных правительств.
В. Буев: Остальные, на самом деле, никому особо не нужны…
С 2007 года возникло ощущение необходимости поиска новых идей: раз с малым бизнесом ничего не получилось (нельзя долго эксплуатировать идею, если нет результата), никакой экономической и электоральной опорой он не стал. И в нашем законодательстве появляется понятие среднего предпринимательства. Как будто с одной уставшей ноги аккуратно переступают на другую.
Но что такое средний бизнес для власти? Она воспринимает его опять же не как самостоятельный сектор, а как общественную организацию «Деловая Россия». Для того же Шувалова малый бизнес – это Борисов, средний бизнес – это Титов. Фигурально выражаясь, первому отдают «в ведение» «мэровскую» программу поддержки малому бизнесу, второму – Агентство стратегических инициатив. Но от того, чем сейчас занимается АСИ, какие поставило перед собой цели и как приступило к их реализации, эффекта, как мне представляется, может в конечном итоге оказаться побольше...
Таким образом, власть опять пытается сформировать (с точки зрения своего понимания) баланс интересов разных «общественных бизнес-элит»: чтобы и волки были сыты, и овцы целы.
Корр.: Но, понимаете, «Деловая Россия» несколько толковее, чем Опора.
В. Буев: Без сомнений толковее, интеллектуальнее и стратегичнее, что ли. Цели более прагматичные, нет такого камуфляжа миссии, целей и задач, как в Опоре.
Корр.: Они более четко понимают, что им действительно нужно, а главное – что возможно.
В. Буев: Там, кстати, практически отсутствует «чистый» пиар ради пиара, чем любит увлекаться лидер Опоры. Меньше «чистой» политики. Корпоративно-общественные интересы в «Деловой России» тоже обозначены четче.
Корр.: Да и в Опоре тоже – какая уж там политика. Просто малый бизнес давят все, кому не лень, и он звереет больше, чем средний, и уже рвется в политику.
В. Буев: А мы в итоге пришли к понятным выводам. Есть сегментированный бизнес, разные страты которого в глазах власти представляют РСПП, «Деловая Россия» и Опора. И как бы ни менялись госустановки, на какой сектор делать ставку в большей степени, на финише пришли к тому же самому, от чего ушли в самом начале этого тысячелетия. Настоящей, а не камуфляжной, опорой в итоге снова оказываются олигархи. Во многом изменился только их персональный состав. За прошедшее десятилетие появились олигархи с новыми фамилиями, по уровню богатства не чета финансово-промышленным «властителям» 1990-х.
Корр.: Если мы говорим о федеральной власти, то это понятно. Олигархов у нас около сотни. Большинство из них члены правительства могут знать по фамилиям и даже в лицо. А у среднего бизнеса, тем более малого, миллионы...
В. Буев: Ну, среднего бизнеса не миллионы, но тысячи, пара-тройка десятков тысяч бизнес-единиц. Малого – миллионы.
Корр.: Все равно всех не упомнишь. Поэтому их нужно как-то персонифицировать в лицах лидеров общественных организаций предпринимателей, например, в Опоре.
В. Буев: Совершенно верно. Но во многих регионах Опора особой популярностью не пользуется, как, впрочем, и многие другие. Верхушки этих организаций (представители разных, чаще всего конфликтующих между собой, предпринимательских элит) используют юридические оболочки этих организаций и бренды для решения сугубо собственных задач на чиновничье-административном и информационном полях, для лоббизма своих интересов. Одно дело, когда ты позиционируешься во властных структурах и вообще во внешней среде как просто собственник такого-то бизнеса, и совсем другое – когда как председатель или член руководящего органа общественной организации. Согласитесь, что это две большие разницы. Но к массовому предпринимательству, к защите именно его общих интересов это имеет мало отношения.
Весь номер на одной странице