|
| К свежему номеру |
Особенности национальной брани
Алексей ГОЛЯКОВ (Окончание. Начало в №№ 30 (500), 31 (501), 32 (502)
Было бы неверным свести всю проблему к двусложному «запретить – разрешить».
Но она усугубляется тем, что вообще никак не решается более пятнадцати лет, то есть на протяжении уже целого исторического периода. Сало – в целлофан
Между тем, обществу требуются не тотальные запреты, равно как и, разумеется, недопустим нравственный беспредел. Кропотливая и подробная на законодательном уровне регламентация всего того, что связано с понятием неприличного, непристойного, в подавляющем большинстве стран является одним из элементов гражданского общества, позволяющим на консенсусной основе учитывать в социуме разные интересы, эстетические вкусы и личностные наклонности, а не чьей-то праздной прихотью или ханжеским промыслом.
Отечественные законодатели на исходе 90-х годов, понимая это, предпринимали попытки, и серьезные, оградить бурные реки нахлынувшей свободы хоть какими-то берегами. Памятен поистине уникальный факт единодушия в Государственной Думе и Совете Федерации, когда обе палаты поочередно дружно проголосовали за принятие нового Федерального Закона – «О защите общественной нравственности», документа, в принципе, методологического, относящегося к сфере государственной идеологии, а не к одной лишь охране общественного порядка. И что же? Кто не помнит – тогдашний глава государства, президент Ельцин, его не подписал, сославшись на что-то вроде «нарушает свободу творчества». Теперь, спустя десятилетие, не надо объяснять, какую свободу творчества мы слишком часто видим и слышим из коммуникационных щелей – на примере того же Шнурова. А ведь его ужимки и брань, соединенные с исторической атрибутикой, в другой, более уважающей себя стране, были бы отнесены к последней, самой строгой по степени ограничений в СМИ категории (к седьмой, так называемой «ХХХ категории» в принятой и действующей по мировым стандартам регламентационной, в семи пунктах, шкале ограничений на изображение эротики и жестокости), либо – что вероятней всего – были бы вовсе запрещены. Наша беда в том, что у нас до сих пор не работает сертификация культурной и медиапродукции по образцу любой другой. Такая сертификация могла бы четко разграничить аудиторию, время трансляции фильма или любой другой постановки, а также определить ответственность авторов и распространителей за нарушения правил общественной морали.
Между тем, текст закона, так и оставшийся законопроектом, не только не устарел, а приобрел небывалую актуальность. Многие его идеи по злободневности сравнимы сегодня со все громче звучащими предложениями ввести, а точнее, восстановить для казнокрадов и состоятельных бандитов меру конфискации имущества, то есть бить рублем по злу. Тогда, при обсуждении законопроекта, кинорежиссер и парламентарий Николай Губенко, и не только он, предлагал установить систему дополнительного налогообложения для тех, кто сознательно нарушает общественную нравственность, в виде крупных штрафов. При этом полученные средства направлялись бы на поддержку некоммерческого искусства. Захотелось ругнуться в книжке напрямую, без точек, – ругайся, но заплати за каждое слово столько-то; причем и автор, и издатель. И было бы к месту, если Институт русского языка РАН четко определил бы список – для конкретного применения – табуированных лексем. Рациональное зерно – нет прямых запретов, и в то же время какие-нибудь отпетые или «пробитые» мошенники лишний раз задумаются, стоит ли пускаться в такую вольницу, чтобы из-за нее опустошались собственные карманы, а с ними и страдало финансовое положение продюсеров. Заодно, заметим, с репутацией.
Пока, к сожалению, порномафия через своих лоббистов в органах власти держит позиции уверенно. Дело доходит до ангажированности научных кругов, – как нетрудно догадаться, не в интересах защиты нравственности. Набивший оскомину пример – введение в активный оборот понятия «ненормативная лексика». Часть лингвистов, литературоведов, всевозможные шоумены и революционеры от культуры, развернув как знамя этот поэтично-околонаучный термин, пустились с каким-то экстазом в почти открытую пропаганду словесной грязи, всегда бывшей в русском языке матом, тем «низом», которому не позволялось претендовать на «верх» культуры, публичной жизни и общественного признания. В самом запуске данного, ставшего устойчивым, определения лежит семантическая и, как следствие, этическая диверсия. К ненормативной лексике, то есть к той, что находится за пределами русского литературного языка как нормы, традиционно относились и разговорный стиль, и просторечие, и диалекты, и старославянизмы, и профессиональный жаргон. Таким образом, языковой пласт ее очень широк и в принципе никакого отношения к скабрезной ругани не имел и не имеет. «Приватизация класса ХХХ» и здесь сработала «в стиле 90-х», героическое дав на откуп пошлому. И нашему современнику скоро будет очень трудно продираться к истинному смыслу через возникающие ассоциации при слове «Ленинград» – то ли невольно вспоминать песню о крейсере «Аврора» в исполнении детского хора, то ли плеваться.
Страну захлестывает товарная интервенция компакт-дисков и полиграфических изделий с непристойностями без каких-либо маркировок и предупреждений. Дурь всегда заразительна, и легион «расшнурованных» музыкантов и драмоделов растет, как на дрожжах. Увы, тенденция такова, что даже ряд достойно заявивших о себе писателей – новых реалистов, как, к примеру, Захар Прилепин, оказываются порой нестойкими к словесной грязи и также в текстах не в состоянии находить художественные эвфемизмы, печатая мат. Что касается одного из «первопроходцев» темы, Владимира Сорокина, то он в одном радиоинтервью на вопрос корреспондента «нужно ли заключать книги наподобие «Голубого сала» в целлофан, чтобы «хотя бы малолетки не видели этого в киосках», лениво, «через губу» признался: мол, нечего попусту тратить целлофан. У него, у Сорокина, у самого двое детей, уже внук появился, и ничего, вроде слывет добропорядочным семьянином. Наверное, здесь тот случай, когда, думая в первую очередь о детях, а не об экономии синтетической упаковки, уместно вспомнить известное. Третьего не дано: или мы – их, или они – нас. Или общество приструнит засаленных, или эта компания будет и дальше виртуально (а вполне возможно, и не только) своими грязными руками погружать нас во тьму.
 |
Весь номер на одной странице
|
Кто-то с трёх раз отгадает, что это за «мужик в пинджаке» запечатлён на этом снимке? Мало того, он запечатлён ещё и в бронзе, и стоит на Набережной Космонавтов, где космонавтами и не пахнет». 
26 марта 1989 года состоялись выборы народных депутатов Союза ССР, первые выборы высшего органа власти Советского Союза, на которых избирателям впервые предоставлялся выбор между несколькими кандидатами в депутаты. Впервые в Союзе ССР происходило публичное обсуждение различных предвыборных программ (в том числе и на теледебатах). 
Друзья, главный вопрос: как же так получилось? Почему Путин и олигархический режим в очередной раз победили в России. Кто-то скажет: нарушения, грязная политика. Безусловно, всё это важно и имеет место быть, но только лишь этим ограничиваться неправильно и не позволит нам увидеть ситуацию объективно. 
Движение «Голос» практически ежегодно фиксировало ухудшение ситуации с правами избирателей. К сожалению, именно президентские выборы все последние 24 года демонстрировали своего рода антистандарт проведения избирательных кампаний. Но никогда еще мы не видели президентской кампании, которая настолько не соответствовала бы конституционным стандартам. 
28 февраля, в Саратове у памятника Вавилову общественник Андрей Калашников провел одиночный пикет против введения цензуры в России. На пикете присутствовала корреспондент ИА «Свободные новости». 
18 января 2024 года в музее К.А. Федина прошел вечер памяти Алексея Слаповского (1957 – 2023). На вечере собрались друзья, коллеги, близкие люди, читатели и почитатели его таланта. 
Политик Екатерина Дунцова, которой ЦИК отказала в регистрации в качестве кандидата в президенты, представила в Саратове партию «Рассвет», созданием которой занимается её команда. 16 февраля на встречу с ней в деловом центре «Спутник» пришли порядка 60 человек. 
18 февраля в сквере на улице Грибова, одном из гайд-парков Саратова, состоялся митинг за перенос площадки строительства будущего Столыпинского индустриального парка. 
