|
| К свежему номеру |
Личный Опыт Хроническое недомогание стационара, или Сердитые заметки пациента 5-й городской клинической больницы
Павел ШПРИЦОВ «Собирайтесь в больницу», – в 11 часов воскресного вечера от бессилия вторично за этот день сбить высокое артериальное давление предложила посетившая меня еще утром врач «скорой». Я поначалу категорически отказывался от госпитализации, но окончательно сдался под настойчивым обещанием, что стационар полезен детальным обследованием для выявления причин гипертонического криза и эффективными системами, которые в домашних условиях сделать практически невозможно. Так, в двенадцатом часу «скорая» привезла меня в пятую городскую клиническую больницу, что за заводом свинцовых аккумуляторов, к которому раньше относилась и о которой, признаться, я никогда не слыхивал, но, как выяснилось, туда я приписан согласно регистрации по месту жительства.
Знакомство с больницей, надо признаться, получилось интересным и своеобразным. Если перефразировать великого Станиславского, то любая больница начинается с приемного покоя. Здесь он оказался на особом положении.
Подъехав к закрытым дверям приемного покоя, мы не увидели привычного звонка. Бесполезно побарабанив по ним минуты две, врач и медсестра «скорой» стали столь же продолжительно, настойчиво и также бесполезно стучать во все светящиеся окна приемного покоя. Никто к нам не выходил. Тогда сметливый водитель поочередно дважды включил проблесковые маячки и страшно воющую сирену – опять напрасно. После десятиминутного ожидания двери, наконец, отворились, и с явным неудовольствием встретившая нас ночная бригада больницы в ответ на справедливое замечание врача «скорой» раздраженно бросила: «И чай уж нельзя попить».
Это недовольство проявлялось во всех ее действиях довольно непродолжительной акции по приемке-передаче больного. На сделанной электрокардиограмме, обнаружив неизвестную мне блокаду и узнав от меня, что подобного «подарка» у меня никогда не было, врач приемного покоя начала корить бригаду «скорой» за то, почему она не обнаружила это нарушение во время вызовов. Но той возразить было нечего, потому как саратовская «скорая» по-прежнему не считает необходимым даже в подобных случаях делать ЭКГ, чему «Богатей» удивлялся в декабре прошлого года в заметках своего корреспондента «Секвестированная медпомощь». Между тем, изучавшая через два дня «анатомию» этой помощи заместитель главного врача городской станции «Скорой медицинской помощи» Татьяна Вешнева подтвердила, что врачи были обязаны сделать ЭКГ еще при первом вызове, тем более при повторном. Но как провести это исследование состояние больного, если бригада вообще не взяла с собою на вызов аппаратуру? Правда, в разговоре со мной Вешнева настоятельно заверяла, что количество сделанных бригадами «скорой» ЭКГ возросло на 80 процентов, однако не уточнив, по сравнению с каким временным периодом, и пообещала, что этому факту некачественного обслуживания они дадут принципиальную оценку.
Немного поспорив между собой о безвредности или вреде наличия в моем сердце блокады, врачи не пришли к единому мнению. Получив расписку о сдаче меня в руки больничных эскулапов, бригада «скорой» благочинно удалилась, а я попал в их добрые и, как позже случайно выяснилось, ловко-умелые руки, способные на различного рода уголовно наказуемые трюки, похожие на подлог…
Уже днем, в длинной очереди перед кабинетом УЗИ, листая свою лечебную карту, я поразился неподражаемым и фантастическим способностям врача приемного покоя изображать в ней то, чего не было в действительности. Например, не ставя градусник под мышку пациенту, на расстоянии определить его температуру, спокойно занести в карту взятые с потолка 36,8 и напротив слова «миндалины» записать «без особенностей», хотя, признаться, как может быть в каком-либо состоянии то, что в момент неслыханного врачебного творчества вообще отсутствует, поскольку 40 лет назад было удалено хирургическим путем? Таким же виртуальным способом было определено отсутствие у меня грыжи… Я просто поражаюсь бурному и неумелому фантазированию в ту полночь врачом. Ну, хорошо, приписала мне гланды, которых нет; не спрашивая, определила, что нет грыжи, но где гарантия, что столь же ловко не приписывались ею не существующие в принятых пациентах органы или данные не сделанных анализов? Тем же методом приписки в выписке из истории болезни, а значит, и в отчете для медстраха, был вписан один неназначенный, а следовательно, и не сданный мной анализ.
Правда, с показаниями артериального давления врач почему-то решила не фантазировать и отнеслась со всей положенной ответственностью. Найдя его практически нормальным, она вдруг заявила, что из-за этого принять меня не может, и предложила немедленно удалиться из больницы. Ее даже не смутили мои возражения о достаточно плохом самочувствии, которое может ухудшиться во время возвращения домой пешим ходом. Врач стояла на своем до тех пор, пока я не предупредил, что она вместе с больницей несет полную ответственность за меня, в том числе и за возможность подвергнуться разбойному нападению по пути домой из их «медвежьего» угла.
Сделав рентген на предмет возможного наличия туберкулеза, меня препроводили в палату, где после того, как примерно час напрасно прождав дежурного врача, обязанного осмотреть поступившего больного и начать необходимое лечение, в данном случае системами, я спокойно уснул. Отсутствие доктора объяснялось вовсе не тем, что он наравне со всеми выздоравливающими больными в этот полуночный час видел в ординаторской очередной сон, но совершенно диким для наших клиник отсутствием его вообще вместе с дежурной медсестрой. Я поначалу полагал, что врач, как любой смертный, мог сам неожиданно заболеть и заменить его оказалось некем, однако ошибочность моих догадок стала ясна после того, в ночь на 22 мая мы тщетно пытались найти его для оказания помощи старику из нашей палаты, которому после недельного пребывания здесь преимущественно в постоянном сне стало очень плохо с сердцем. Просыпаясь на короткое время для сдачи очередного анализа или приема принесенной из дома пищи (больничная убога качеством и мизерным количеством), старик, однажды с гордостью сообщивший, что в молодости учился в аэроклубе вместе с Юрием Гагариным, постоянно жаловался на то, что лечение не приносит никакой пользы. На второй неделе его пребывания палатный врач наконец-то пригласила консультанта, который возмутился, когда узнал, что до сих пор старику не сделали полного обследования и не обнаружили некоторых изъянов в его здоровье.
В какой-то степени старику нечего обижаться на напрасно проведенное время в ожидании полного обследования и качественного лечения: его, хоть и без пользы, пичкали таблетками и держали под системой и ему, поступившему двумя дня позже меня, не пришлось расстраиваться, как мне, оттого, что в понедельник, первый мой день в больнице, в палату вообще не заходил ни один врач. Объяснили, что палатный то ли на конференции, то ли занимается домашними делами. И никого из руководства клиники не волновало, что больше десятка пациентов, в том числе и поступившие, на сутки остались без врачебного внимания. Я полагаю, руководство, как и заведующий терапевтическим отделением, спокойно пребывавший в своем кабинете и ни разу за 12 дней моего пребывания не соизволивший сделать положенный обход больных, которые видели его редко и непременно размахивающим левой рукой связкой ключей, знало об отсутствии врача, но не придало этому факту никакого значения.
Впрочем, по методу «авось поможет, если больной не настоит на своем…» меня и лечили. Скромное потчевание в течение первых четырех дней одними лишь таблетками не принесло никакого эффекта. Поняв бессмысленность дальнейшего пребывания здесь, я попросил врача выписать меня, но она отказалась, пояснив, что такое короткое пребывание пациента органы обязательного медицинского страхования им не зачтут и не оплатят понесенные больницей расходы на обследование и лечение. Выходило, что для медучреждения главное не здоровье пациента, а сумма полученной за него денежной компенсации, которая на деле должна оправдываться хотя бы маленьким улучшением его состояния. Однако перемен к лучшему у меня не было. Напротив, состояние в конце недели вновь ухудшилось, и явно напугавшись, врачи, по моему требованию, наконец-то назначили более эффективную терапию, в том числе систему, что уже назавтра дало положительный результат, который от нее мог получиться неделей раньше.
Увидев меня «под капельницей», пришедшая навестить соседа по палате дочь удивилась, почему отцу сделали только пять сеансов, и заявила, что ему сделают, как положено, все десять, и пошла к врачу. Через пять минут отцу продолжили прерванный курс.
Вроде бы благополучный финал моих больничных похождений заканчивался на мажорной ноте, но в самый последний случился очередной конфуз. Пятая система, в отличие от четырех предыдущих, не была завершена введением в вену назначенного врачом препарата.
«В больнице кончился пирацетам», – пояснила медсестра, что не соответствовало высказанному пятью днями ранее в нашей палате заместителем главврача по лечебной части Галиной Иваничевой утверждению, что все необходимые лекарства здесь имеются в необходимом количестве.
«Предупредили бы заранее, – сокрушился я, – сходил бы в больничную аптеку и купил бы на свои деньги».
Хотя зачем же сетовать: и на том спасибо…
Весь номер на одной странице
|
Кто-то с трёх раз отгадает, что это за «мужик в пинджаке» запечатлён на этом снимке? Мало того, он запечатлён ещё и в бронзе, и стоит на Набережной Космонавтов, где космонавтами и не пахнет». 
26 марта 1989 года состоялись выборы народных депутатов Союза ССР, первые выборы высшего органа власти Советского Союза, на которых избирателям впервые предоставлялся выбор между несколькими кандидатами в депутаты. Впервые в Союзе ССР происходило публичное обсуждение различных предвыборных программ (в том числе и на теледебатах). 
Друзья, главный вопрос: как же так получилось? Почему Путин и олигархический режим в очередной раз победили в России. Кто-то скажет: нарушения, грязная политика. Безусловно, всё это важно и имеет место быть, но только лишь этим ограничиваться неправильно и не позволит нам увидеть ситуацию объективно. 
Движение «Голос» практически ежегодно фиксировало ухудшение ситуации с правами избирателей. К сожалению, именно президентские выборы все последние 24 года демонстрировали своего рода антистандарт проведения избирательных кампаний. Но никогда еще мы не видели президентской кампании, которая настолько не соответствовала бы конституционным стандартам. 
28 февраля, в Саратове у памятника Вавилову общественник Андрей Калашников провел одиночный пикет против введения цензуры в России. На пикете присутствовала корреспондент ИА «Свободные новости». 
18 января 2024 года в музее К.А. Федина прошел вечер памяти Алексея Слаповского (1957 – 2023). На вечере собрались друзья, коллеги, близкие люди, читатели и почитатели его таланта. 
Политик Екатерина Дунцова, которой ЦИК отказала в регистрации в качестве кандидата в президенты, представила в Саратове партию «Рассвет», созданием которой занимается её команда. 16 февраля на встречу с ней в деловом центре «Спутник» пришли порядка 60 человек. 
18 февраля в сквере на улице Грибова, одном из гайд-парков Саратова, состоялся митинг за перенос площадки строительства будущего Столыпинского индустриального парка. 
